– И вы думаете, что из-за этого стоит рисковать еще одной жизнью? Ради того, чтобы спасти убийцу, кем бы он ни был?
– Нет, – ответила она. – Я сохраню конверт. Но в случае моей смерти я хочу, чтобы вы прочли его содержимое. Тогда вы поймете и увидите, что я не дура и не преступница.
– Один момент, – сказал я. – Знает ли мисс Бейли о существовании этих бумаг?
– Нет. Честное слово, она не знает.
– Как вы думаете, содержимое этого конверта может поставить под угрозу чью-либо жизнь?
– Мистер Ван Гартер, клянусь, что нет. Клянусь собственной жизнью. Я не читала эти бумаги; но я знаю, что Хелен сказала мне правду о них. Я знаю это, ведь правда была так необходима. И она запретила мне. Хотя я знаю причину. Я… Ох, думаю, я схожу с ума. Я держала их сколько могла. Теперь… я надеюсь, что вы поможете мне. Для вас это намного проще, ведь вы не знаете.
«Леди говорит правду», – подумал я. Она действительно сходит с ума. И, несомненно, она делает из мухи слона, стреляя из пушки по воробьям. Но она искренна, честна и напугана. Это все из-за женской истеричности, и, как мужчина, я должен помочь ей.
Поэтому я попросил у нее конверт и заверил ее, что исполню условия. Почувствовав мелодраматизм ситуации, я попытался разрядить ее, но смог лишь банально заметить, что завтра арендую ячейку в Сэтори-банк и положу туда конверт для пущей безопасности.
– Нет, нет! – возразила она. – Я бы я сама сделала это, если бы осмелилась. Но полицейские следят за всеми нашими передвижениями. Если кто-то из нас арендует ячейку в банковском хранилище, полиция в течении какого-то часа вскроет и обыщет ее. Если ничего не произойдет, и расследование прекратится (я об этом молюсь, правильно ли это, или нет), то я снова заберу конверт и избавлю вас от этой ноши. Мне самой этого захочется. Хелен была моей лучшей подругой.
Кадуолладер спустился на пару ступенек из уважения к леди, стоявшей в тумане, застилавшем обзор, и тут дверь распахнулась, и на крыльцо вышли Вики и Дот.
– Почему вы стоите здесь, в этом холодном тумане? – спросила Вики.
– Ненавижу туман, и мне страшно, – добавила Дот. – Я боюсь, – упиралась она в ответ на успокоительные увещания Вики. – Есть, чего бояться. Я боюсь отца. Я думаю, он здесь – в городе, и он вернется в дом. Возможно, мама рассказала мне не обо всем. Может, есть что-то еще. То, что он искал в комнате Тони той ночью. Мне будет страшно, пока его не найдут. Они ведь найдут его, мистер Ван Гартер? Но я не хочу отмщения. Не знаю почему, но не хочу. Я бы предпочла знать наверняка, что он сбежал – в Китай или куда угодно, и больше никогда не вернется. Я хочу быть в безопасности – вот и все. Я хочу передохнуть, чтобы в моей голове рассеялось, и я смогла подумать о маме.
– Дорогая, ты в безопасности, – заверила ее Вики. – Давай зайдем в дом, – добавила она, обхватив Дот за талию и подтолкнув ее к двери.
Сара Парнхэм прошла за ними. Я остался один, мои мысли крутились в свистопляске, сквозь которую пробивался один вывод. Это было как струя воды на раскаленную массу: я жестоко и позорно заблуждался насчет вины Дот Бейли.
Я слышал шум – вверх по холму ехали машины. Наконец, свет их фар пробился сквозь туман, скользнул по дороге, рассеял тени, а затем погас.
Хлопнула дверь машины. До меня донеслись грубые мужские голоса, мягкие интонации Меркеля и односложный ответ Линн Макдональд.
На полпути вниз я встретил ее.
– Извините, – сказала она. – Я этого не хотела. Ненавижу это, но ничего не могу поделать. Они не дали мне времени. У меня нет выбора. Извините.
Глава XXXIX
В камине гостиной тлел огонь, и вокруг него собрались все домашние, за исключением Пола Кизи, который ушел на радио.
Дот лежала на диванчике; к счастью, она не знала, что именно там нашли тело Хелен. Сара Парнхэм была возле Дот. Эвадна Парнхэм села на подушечку у ног Сары; когда мы вошли в комнату, Освальд встал – теперь он стоял над Эвадной, держа в руках астрологическую карточку, которая развевалась, словно на ветру. Вики в одиночестве сидела на втором диванчике. Я встал рядом с ней и положил руки ей на плечи. Я чувствовал, как она дрожит, а увидев, что Линн Макдональд кивает в ответ на тихий вопрос полицейского, я поднял холодную ладонь к вспотевшему лбу.