День выдался великолепный, приятный и мягкий осенний день. Кафе были полны. Арсен Люпен устроился на террасе одного из них.
Он заказал пиво и пачку сигарет. Маленькими глотками опустошив бокал, Люпен спокойно выкурил одну сигарету и закурил другую. Поднявшись наконец, он попросил официанта позвать метрдотеля.
Последний явился, и Арсен Люпен громко, так, чтобы слышали все, сказал ему:
— Очень сожалею, месье, но я забыл кошелек. Быть может, мое имя вам достаточно хорошо известно, и вы согласитесь предоставить мне кредит на несколько дней. Перед вами Арсен Люпен.
Метрдотель уставился на него, полагая, наверное, что это шутка. Но Арсен повторил:
— Люпен, узник Санте, в настоящее время — в бегах. Смею надеяться, что это имя внушает вам полное доверие.
И он удалился под дружный хохот окружающих, а метрдотель и не подумал окликать его.
Люпен наискось пересек улицу Суффло и повернул на Сен-Жак. Спокойно прогуливаясь по этой улице, он останавливался у витрин, курил. На бульваре Пор-Рояль прикинул, куда идти, справился у прохожих и зашагал прямиком в сторону Санте. Вскоре перед ним выросли высокие мрачные стены тюрьмы. Арсен пошел вперед вдоль этих стен и очутился около жандарма, несшего караул.
Сняв шляпу, он спросил:
— Тюрьма Санте, это здесь?
— Да.
— Я хотел бы вернуться в свою камеру. Тюремный фургон не довез меня, я потерялся по дороге, но не хотел бы злоупотреблять…
Охранник рассердился:
— Послушайте-ка, идите своей дорогой, и поживее.
— Простите, пожалуйста, но моя дорога проходит через эту дверь. И если вы, друг мой, помешаете Арсену Люпену переступить сей порог, это может вам дорого обойтись.
— Арсен Люпен! Что вы тут плетете!
— Жаль, что я не захватил визитной карточки, — ответил Арсен, делая вид, что роется в карманах.
Ошарашенный часовой оглядел его с ног до головы. Затем, не говоря ни слова, нехотя потянул за шнурок звонка. Железная дверь приоткрылась.
Через несколько минут, размахивая руками и изображая сильный гнев, в канцелярию вбежал начальник тюрьмы. Арсен улыбнулся:
— Полноте, господни начальник, не хитрите со мной. Как! Меня предусмотрительно сажают одного в фургон, ловко организуют маленькую пробку, надеясь, что я дам тягу и побегу к своим друзьям. Но не забывайте о двадцати полицейских агентах, что следовали за нами пешком, в фиакре и на велосипеде. Они так отделали бы меня! Живьем от них я бы не вырвался. Кстати, господин начальник, может, именно на это и был расчет?
Пожав плечами, Арсен добавил:
— Я вас прошу, господин начальник, пусть обо мне никто не хлопочет. В тот день, когда я задумаю убежать, мне никто не понадобится.
На третий день газета «Эко де Франс», определенно превращавшаяся в официальный вестник, рассказывающий о подвигах Арсена Люпена, — поговаривали, что он был одним из основных ее вкладчиков, — описала в мельчайших подробностях историю неудавшегося бегства. Даже текст записок, которыми обменивались заключенный и его таинственная подруга, способы передачи этой корреспонденции, сообщничество полиции, прогулка по бульвару Сен-Мишель, случай в кафе на улице Суффло — все было рассказано. Стало известно, что опросы официантов заведения, проведенные инспектором Дьези, не дали никаких результатов. Более того, выяснилось поразительное обстоятельство, свидетельствующее о безграничном разнообразии средств, которыми располагал этот человек: тюремный фургон, в котором его перевозили, оказался чистой подделкой — банда Люпена подменила им один из шести обычных фургонов, обслуживающих тюрьмы.
Никто уже не сомневался, что побег Арсена Люпена произойдет в ближайшем будущем. К тому же и сам он недвусмысленно высказывался по этому поводу, а его ответ месье Бувье на следующий день после происшествия только подтвердил это. Когда следователь стал подтрунивать над Люпеном и его неудачей, тот посмотрел на него и холодно сказал:
— Послушайте, что я скажу вам, месье, и поверьте на слово: эта неудачная попытка была частью моего плана бегства.
— Не понимаю, — усмехнулся следователь.
— Вам и незачем понимать.
И поскольку Бувье во время упомянутого допроса, полностью приведенного на страницах «Эко де Франс», вновь приступил к своему расследованию, заключенный со скучающей миной воскликнул:
— Господи, Боже ты мой! Зачем все это? Ведь ваши вопросы не имеют никакого значения!
— Как это «никакого значения»?