— Это что? Все?
— Все, — подтвердил Муму.
— А я думал, он из этой своей коллекционной пушки хоть кого-нибудь шлепнет, — разочарованно произнес Баскаков. — Иначе на фига покупать.
— Вот и я думаю: «На фига?» — уже несло Герасима. — Но в этой книге все так.
Гриппов свирепо взирал на Муму. Тот, словно не замечая его состояния, занудным голосом продолжал:
— У меня к вам такой вопрос. Что все это значит? И зачем это написано? Вот Ольга Борисовна нам объясняла так: если есть ружье, то оно обязательно должно выстрелить. А у вас, Владимир Дионисович, ружье не выстрелило. И вообще оно неизвестно зачем.
— Ружье? — Не в силах более сдерживаться, Гриппов вскочил на ноги и принялся бегать по свободному пространству класса. — Обязательно выстрелить? Глупости! Идиотизм! Профанация! Примитивное понимание литературы!
— Владимир Дионисович, — робко возразила Ольга Борисовна, — вообще-то это не я сказала, а Чехов.
— Что мне ваш Чехов! — взорвался известный поэт и прозаик.
— Как это? — вырвалось у Герасима. — Вы же сами говорили: «Краткость — сестра таланта».
— Я говорил? — взвизгнул Гриппов, который уже совершенно не помнил, что какие-то несколько минут назад процитировал классика русской прозы.
— Ну конечно же, вы! — воскликнул Герасим. — Ольга Борисовна! — призвал он в свидетели классную руководительницу. — Подтвердите! Вы ведь наверняка слышали.
Учительница оказалась в крайне сложном положении. Она действительно слышала и помнила, как Владимир Дионисович, отстаивая свой творческий метод, процитировал известные слова Чехова. С другой стороны, Гриппов уже находился на грани срыва и нужно было как можно скорей погасить конфликт. И Ольга Борисовна сказала:
— Герасим, по-моему, это не так уж важно. Лучше задай Владимиру Дионисовичу свой следующий вопрос.
— Как это не важно! — возмутился Муму. — Вы все слышали? — обвел он картинным жестом полукруг парт. — Он ведь говорил?
— Слышали! Говорил! — нестройным хором подтвердили ребята.
— Видите, Ольга Борисовна! — укоряюще посмотрел на учительницу Герасим. — Все слышали.
Ольга Борисовна хотела во имя мира и спокойствия перевести разговор на другую тему. А именно, спросить Гриппова, кого он считает своими учителями. Однако не тут-то было. Владимир Дионисович, расхаживая по классу, разразился пылкой речью по поводу черствости и неблагодарности современников, которые в России испытывает едва ли не каждый одаренный человек. Несмотря на свое пренебрежение к классике, Гриппов даже прибег к словам Пушкина, который однажды посетовал, что его угораздило с умом и талантом родиться в России.
Класс заскучал. Сеня Баскаков — в особенности. Его вообще не очень волновали литературные проблемы. А к Гриппову он потерял интерес в тот самый момент, когда выяснилось, что «новый русский» из рассказа так ничего и не сделал со своим ружьем. Правда, ружье из рассказа известного поэта и прозаика напомнило Сене об одном маленьком, но радостном событии. Не далее как вчера вечером он наконец выпросил у отца недостающую сумму для покупки совершенно замечательного пистолета, который мало того что выглядел точь-в-точь как настоящий «вальтер», но ещё и стрелял на пятьдесят метров капсулами с краской. Капсулы прилагались двух видов. Одни были наполнены несмываемой краской. А другие — специальным составом, который спустя несколько минут полностью испарялся, не оставляя следов.
Осуществив перед уроками заветную мечту, Баскаков даже не успел толком рассмотреть пистолет. И вот теперь решил наконец как следует полюбоваться приобретением. Баскаков покосился на Гриппова. Тот продолжал свою гневную речь по поводу «необразованного класса», который «совершенно не подготовлен к восприятию серьезной современной литературы». Ольге Борисовне, с ужасом взиравшей на Владимира Дионисовича, тоже явно было не до Баскакова.
Сочтя момент вполне подходящим, Сеня полез в стоявший под партой рюкзачок, достал оттуда пистолет, положил его на колени и принялся детально изучать конструкцию.
— Это у тебя что, настоящий? — не укрылись Сенины маневры от Вовы Яковлева, которому тоже успел порядком наскучить Гриппов.
— Угу, — был краток Баскаков.
— Дай посмотреть, — потянулся к оружию Вова.
— Руки прочь, — отпихнул его Сеня.
— Вот жлоб. Жалко, что ли? — обиделся Вова.
— Жалко, — не стал особенно распространяться Баскаков.
Вова Яковлев, однако, не принял «нет» за ответ. Выбрав подходящий момент, он изловчился и схватил пистолет за ствол.
— Офонарел? — уцепился за рукоятку Сеня. — Убери руки. Иначе выстрелит.
Вполне вероятно, Вова и Сеня, немного попрепиравшись, пришли бы, как говорится, к консенсусу и ничего бы особенного не произошло. Но в самый ответственный момент над ними нависла марсианская голова Владимира Дионисовича.
— Вот вам блестящая иллюстрация воплощенного невежества! — Голос известного поэта и прозаика уже срывался от гнева. — Я им о мировой культуре, а они в игрушки играют!
Он рванул на себя пистолет.
— Не надо! — возопил Баскаков. — Осторожней!
Но поздно. Раздался громкий хлопок. Класс замер. Облик Гриппова окончательно приобрел инопланетные черты. Лысый череп его и лицо стали кислотно-зеленого цвета, а светлый свитер покрылся ярко-оранжевыми пятнами, которые на глазах превращались в бордовые.
— А… я… — металлическим голосом робота произнес поэт и прозаик.
Класс разразился истерическим хохотом. Не удержалась и Ольга Борисовна.
— Ноги моей у вас больше не будет! — уже вполне своим голосом взвизгнул Гриппов и вылетел вон из класса.
— Ой-ей-ей-ей-ей! — простонала Ольга Борисовна.
Вскочив на ноги, она хотела бежать следом за Владимиром Дионисовичем, но тут в дверь вошел высокий толстый завуч «Пирамиды» Афанасий Иванович Майборода, которого за пышные казацкие усы прозвали Тарасом Бульбой.
— Ольга Борисовна, — с удивлением посмотрел он на учительницу, — это что за чучело у тебя из класса-то выскочило?
Ребята зашлись от нового приступа хохота.
— Да тут у нас, знаете ли, несчастье, — с трудом подавляя смех, выдавила из себя классная руководительница восьмого «А».
— А что случилось? — заволновался завуч.
— Потом, Афанасий Иванович, — скороговоркой произнесла учительница. — Это, знаете ли, Гриппов. Мне обязательно надо его догнать.
Уже открыв дверь, она обратилась к Сене:
— Что у тебя там была за краска?
— Я без понятия, — украдкой запихивая злосчастный пистолет в рюкзачок, уныло откликнулся Баскаков. — Еще не успел посмотреть.
Ольга Борисовна, махнув рукой, убежала. Афанасий Иванович остался в классе.
Класс дипломатично молчал.
— Я ещё раз спрашиваю, — подергал длинный ус Тарас Бульба. — Вы что с известным писателем сотворили?
— Мы ничего, — откликнулся Сеня.
— Это он сам, — честно глядя на завуча, подхватил Вова Яковлев.
— Са-ам? — недоверчиво протянул Афанасий Иванович, у которого до сих пор стояла перед глазами зеленая физиономия Владимира Дионисовича.
— Уверяем вас, Афанасий Иванович, — вмешался Муму, — Гриппов это сделал исключительно по собственной инициативе.
— Я предупреждал, — жалобно произнес Баскаков, — а он не послушался.
— Сам, значит, покрасился? — по-прежнему не укладывалось такое в голове у Майбороды.
— Сам, — подтвердил Герасим. — Только не покрасился, а испачкался. Это все видели. И Ольга Борисовна — тоже.
— Он, значит, сам, — покачал головой Майборода. — А нашу тетю Лизу, между прочим, чуть второй инфаркт не хватил. Она как раз в коридоре подметала, а тут этот зеленый бежит. Она прямо с лица вся спала. И все-таки, как же такое могло получиться? — он вновь приступил к расспросам.
— Теперь из-за тебя, дурака, конфискуют, — грозно прошептал Сеня на ухо Вове.