Однажды Одиссей серьёзно поспорил с отцом о том, каким должен быть Ад, если он конечно действительно существует. Теперь молодой учёный воочию мог наблюдать Преисподнюю изнутри. Правда во время ареста у Одиссея отобрали очки, так что он мог сносно различать только близко расположенные предметы. Кроме того, в камере всегда царил полумрак. Но кое-какие мрачные детали Луков всё же мог разглядеть.
При слабом свете, льющемся из маленького зарешёченного оконца, вповалку на полу, на своих мешках, шубах, чемоданчиках, а то и просто подложив под голову шапку, спят тревожным сном около 100 человек. Это арестованные. Тела покрывают все пространство. Негде ступить ногой. В тюремную камеру, рассчитанную максимум на тридцать заключённых, набито народу в три раза больше. Душный, смрадный воздух стоит в подвале неподвижно. Тяжело дышать.
Но ещё страшнее, что многие часы приходиться проводить почти в полной неподвижности на выделенном тебе крохотном пятачке холодного каменного пола. Стоит среди ночи пошевелить рукой или ногой, как ты непременно кого-то задеваешь. Далеко не все обитатели камеры люди интеллигентные, поэтому часто ты слышишь в свой адрес грубую брань или даже угрозы.
Одиссей не может спать. Он лежит с открытыми глазами, устремив тоскливый взгляд в толстые каменные своды. Временами на него накатывает липкая волна ужаса. Молодой мужчина вспоминает состоявшийся несколько дней назад допрос. Борясь с приступами ужаса, Луков старается думать о чём-то другом или просто вслушивается в окружающие звуки. Однако, снаружи через маленькое оконце не слышно окружающего тюрьму города. Тишину каземата нарушают лишь тяжелые вздохи и бормотание во сне спящих. Ещё иногда можно услышать за тяжелой железной дверью мерные шаги проходящего по коридору надзирателя.
Последний допрос показался Лукову невыносимо долгим – настоящей пыткой. Правда, пока ещё его не били, но вид заляпанного кровью пола кабинета следователя, вещей оставшихся от «оконченных» людей, чрезвычайно давил на психику. Там было много всяких простонародных узелков и интеллигентских чемоданчиков – на полу по углам, на шкафах. Целые кучи.
Да, Одиссея ещё ни разу не били, хотя шёл уже четвёртый месяц его заточения. Прошлый раз следователь в который раз долго уговаривал с виду некрепкого интеллигентика подписать грязный пасквиль на своих коллег-преподавателей и университетское начальство. Но снова получил твёрдый отказ. Страшно разозлённый чекист на прощение бросил фразу, что, мол, несговорчивый дурак сам подписал себе смертный приговор. После этого Одиссея перестали таскать на допросы. Наступила странная зловещая пауза, которая вряд ли предвещала что-то хорошее. Но таков уж человек, что даже в самой мрачной ситуации продолжает цепляться за призрачную надежду.
«Нет, не стоит воспринимать его слова буквально, – уговаривал себя молодой человек. – Он просто пугал меня. Конечно же! Следователь специально сказал мне эти слова, чтобы сломить мою волю».
Однако какой-то всезнающий внутренний голос безжалостно подсказывал Лукову, что следователь вовсе не шутил, и участь его решена. Правда в таких случаях полагается быть суду, во власти которого выносить приговор. Но Луков слышал, что большевики, ликвидировав юридические факультеты в университетах, отказались и от бывшей системы судопроизводства с её честной состязательностью адвокатов и прокуроров. Теперь судьбу человека решает не коллегия из 12 независимых присяжных, а всего трое чекистов. По рассказам, начальник «тройки» держит в одной руке пурпурный колокольчик, а в другой – песочные часы, чтобы тратить на каждого подсудимого не более десяти минут.
За мрачными раздумьями Одиссей и не заметил, как уснул. Его разбудил лязг отпираемого замка. В зарешётченом окошке едва забрезжил рассвет, коридор наполнился грохотом солдатских сапог. Все в камере немедленно вскочили, точно и не спали. У каждого мысль: это пришли за мной и сейчас поведут убивать. Из освещённого ярким электрическим светом коридора дежурный комендант, не отрывая глаз от списка, стал выкрикивать фамилии тех, кому на выход.
Одиссей услышал свою фамилию. От ужаса у него подкосились ноги. Он повалился на руки стоящих рядом товарищей по несчастью, но равнодушные к чужой участи сокамерники вытолкнули его навстречу гибели.