— Страдаете бессонницей?
Это был тот же голос.
— Вы думали над тем, что я, сказал?
— Вы с ума сошли?
— Нет. Просто предупреждаю…
— Не пойму, о чем.
— Не прикидывайтесь. Вы начинаете верить в мои слова. Кстати, когда состоится встреча с дорогими родственниками…
— Идите к черту!
Я бросил трубку, но еще успел расслышать неприятный смех. Немедленно позвонил на телефонную станцию гостиницы.
— Опять мне звонили из телефона-автомата?
— Нет, сударь. На этот раз из города.
— Благодарю.
— Если еще будут спрашивать…
— Не соединяйте. Я хочу спать.
— Будет исполнено.
Что за цели преследует это странное создание — мужчина или женщина — со своими «предупреждениями»? Я опять подумал о «нейтральном» господине Аргирисе. Пока только ему подходит голос.
Завтра попытаюсь встретиться со своими знаменитыми родственниками.
Вчера вечером Афины еще не надели свое самое нарядное платье: над Салоникским заливом нас ожидала довольно сильная гроза, а в аэропорту влажный острый ветер. Однако в это утро Афины вернули свой облик, а весна оказалась самой прекрасной в мире. На рассвете меня разбудили теплые лучи золотистого солнца. Я встал и открыл окно: Площадь Конституции купалась в ярком свете, голуби образовали веселый непрерывно движущийся ковер перед Памятником Неизвестному Солдату и казалось, что Акрополь медленно плывет по голубому небу столицы. Я глубоко вздохнул. Вчера я еще не осознал, но сегодня стало ясно, что я вернулся в любимый город, который, невзирая на долгое отсутствие, был моим городом…
Насвистывая какую-то мелодию, я вошел в ванную комнату. И уже под холодным душем вспомнил о двух телефонных разговорах. Теперь они казались незначительными и потешными.
В хорошем настроении я спустился в бар и с аппетитом съел первый завтрак. За соседним столом Александрос Аргирис пил фруктовый сок. Теперь, при дневном свете, его лицо казалось осунувшимся, светлые кудри — крашеными, а порок был еще очевиднее.
Мы поприветствовали друг друга, я закончил завтрак и вышел из гостиницы.
Швейцар, разодетый в пышную форму, низко поклонился.
Я отправился к адвокату семьи, что, собственно, и было причиной путешествия в Афины.
Меня ждали. Представительная секретарша пригласила в кабинет, отделанный ценным деревом и полный книг с золотистыми переплетами, Апостолос Мелахринос, семейный адвокат, остался таким же, каким я запомнил его во время последней встречи: самодовольным, внушительным, светским человеком.
— Очень рад вас снова увидеть, дорогой господин Никодемос. Когда мы встречались в последний раз, это было…
— Вскоре после оккупации. В 1946 году…
— Прошло столько времени… Я постарел, а вы…
— И я начал стареть.
Апостолос Мелахринос сменил светский тон на профессиональный:
— Как писал, ваш покойный дядюшка…
Он повторил известную мне историю, как мой покойный дядюшка, брат матери, который никогда не одобрял ее брак с отцом и не вступал в их дом, сделал меня своим наследником.
— Никодемос поставил и несколько условий.
— Если вы не против, обсудим их позже, господин Мелахринос. А сейчас расскажите, пожалуйста, то, что знаете о моем родственнике. Кажется, он женился незадолго до смерти…
— За год…
— На женщине…
— На двадцать пять лет моложе него. Вы с ней не знакомы?
— Нет, ведь я отсутствовал все это время…
— Я думал, может быть, за границей во время какого-нибудь их путешествия…
— Дядя избегал любой встречи со мной. Честно говоря, я удивился, получив известие о наследстве.
— Дядя вас любил. Значительно больше, чем вы можете представить. Мы были друзьями много лет. Припоминаю, как он, когда вы еще были ребенком, водил меня в городской сад, только для того, чтобы посмотреть на вас издалека. Да, мой милый, — Мелахринос вздохнул, — он очень вас любил, так же как любил и вашу незабвенную матушку.
— Он эту любовь никогда не проявлял.
— Он был очень упрямым человеком, с нежными чувствами, но упрямым. И сильно переживал из-за этого. Незадолго до своей ужасной кончины…
Я прервал:
— Почему «ужасной кончины»?! Ведь скоропостижная смерть в результате сердечного приступа самая легкая?
— Сердечного приступа?
Мелахринос вынул очки и начал их протирать.
— Разве он не умер в результате сердечного приступа? Так писали газеты, так же написали и вы…
— А… да…