Выбрать главу

— Я повидал своего адвоката.

В ответ раздался жуткий смех.

— Итак, вы уже знаете.

— Что знаю?

— Почему должны умереть.

Ругательства так и срывались, но я уже не успел их произнести.

Выяснилось, что звонили из города. Я быстро оделся и бегом спустился в приемную.

— Господин Аргирис здесь, в гостинице?

— Минуточку, позвоним в его комнату.

Я ждал с нетерпением.

— У телефона госпожа Аргирис. Будете говорить?

— Мне нужен ее сын.

— Его нет.

Я зашел в бар.

— Только что тут вертелся, — сказал бармен.

— Он выходил?

— Нет. Вот он!

Аргирис стоял у двери. А через минуту — уже перед зданием гостиницы, возле светлого автомобиля, беседовал с дамой, сидящей в машине. Это была Ирма Кондалексис.

Повернувшись лицом к молодому человеку, она держалась рукой за приоткрытую дверцу. Собака зевала на заднем сидении. Вся тройка являлась живым выражением роскоши и упадничества. Алекс Аргирис что-то сказал, и женщина, взглянув на меня, расхохоталась. Затем они продолжили беседу, не уделив больше мне никакого внимания.

3

Итак, предстояла встреча с Магдой Констас.

Я испытывал любопытство и беспокойство.

— Квартира Констас?

Ответил женский голос, безразличный и сухой, голос, который не совпадал с моим образом вдовы.

— Да.

— Госпожу Констас, прошу вас.

— Кто ее спрашивает?

Я представился.

— Подождите, пожалуйста.

Я ждал. Голос — станет первым элементом моего знакомства с Магдой Констас. Каким должен быть голос красивой, привлекательной женщины, возможно убийцы?!

— Вы?

И хотя телефон искажает звуки, слово это прозвучало нежно и ласково.

— Вы в Афинах?

— Да.

— А когда приехали?

— Вчера вечером.

— Разумеется, вы не будете жить в гостинице… Наш дом — это всегда и ваш дом.

— Когда можно вас увидеть?

— Даже сейчас, конечно, сейчас, жду с нетерпением.

Я медленно повесил трубку. «Привлекательная и опасная женщина». Голос ее был одним из самых приятных и теплых, когда-либо слышанных мною.

Я помнил дядину виллу с детства, но ни разу не переступал ее порога… Когда-то мне показывали большие железные ворота и каменный дом за деревьями, произнося с опаской: «Дом дяди Тимотеоса». Этот дом переплетался в воспоминаниях моего детства с образом человека жестокого и строгого, со слезами матери и еще с чем-то важным, чего я не помнил и боялся.

Пройдя двор, я свернул на мощеную аллею и увидел женщину в черном. Она ждала около мраморной лестницы. Невольно на несколько мгновений я остановился, но потом быстро шагнул вперед, произнеся невпопад несколько слов. Мы были явно смущены. Наконец она взяла меня за руку и повела в дом.

— Я хочу, чтобы вы чувствовали себя свободнее.

Голос ее опять дрогнул.

— Как счастлив был бы он увидеть вас здесь!

Магда пригласила в просторную комнату, где я смог разглядеть ее лучше. Она была не просто очень красивой — она была особенной. Большие беззащитные глаза придавали лицу детское выражение. Бархатные тона голоса самое простое слово наполняли каким-то особенным смыслом и удивительно гармонировали с близким к совершенству очень женственным телом.

— Вам не следовало останавливаться в гостинице, — сказала она. — Я настаиваю на том, чтобы вы ехали прямо к нам.

— Вы, вероятно, знаете, что ваш муж…

— Это было упрямство, за которое он дорого заплатил. Только я знала, какую нежность он к вам питал. И…

Магда запнулась. Я понял, что она хотела сказать о завещании.

— Он не мог простить матери ее брак.

— Дело не только в этом. Он давно примирился с браком, но из-за упрямства не мог проявить свои чувства.

Эта женщина моложе меня, относилась ко мне с такой теплой заботливостью, будто действительно была родной тетушкой… Я вспомнил слова Апостолоса Мелахриноса. Как отличался образ Магды Констас, представленный им, от этой женщины. Но какая из них настоящая?!

— Вы, конечно, узнали подробности о смерти, — сказала Магда.

— Да. Я сегодня встретился со своим адвокатом.

В детских глазах появились искорки злости.

— Вы беседовали с Апостолосом Мелахриносом?

— Сегодня утром.

— Представляю, что он говорил…

— Мы обсуждали только детали, относящиеся к завещанию.

— Только ли? Этот человек меня ненавидит, преследует своей ненавистью. Если бы только знали, что он посмел говорить обо мне…