Светка расстроилась:
— Ой, теперь ромашки погибнут!
— Они выдерживают даже мороз, — успокоил ее Ксаныч. — Я узнавал. Это же северные ромашки!
И теперь. Пенька полз по крыше, чтобы снять панораму города, украшенного буйным цветом ромашек. Но едва он приник к визиру…
— Эй, а не слетишь? — в слуховом окне появилась всклокоченная голова Эдьки. Он был очень сердит.
— Не слечу, — пробурчал Ленька. «Эх, не успел!»— подумал он тоскливо.
— А ну, подползи сюда на минутку.
— Не могу, я снимаю ответственный кадр.
— Давай камеру, говорю! — заорал Эдька.
Дело в том, что «группа Пузенко» (то есть Светка и Ленька), которая испортила камеру, лишилась права снимать второй камерой, привезенной Ксанычем. Разрешалось камеру брать только Эдьке и Степе да еще Васильку. «Не уберегли камеру, сидите на сборе материалов», — отвечал Ксаныч, когда Ленька принимался ныть и выпрашивать у него «съемочку хоть маленького сюжетика». Особенно огорчало Ксаныча то, что было непонятно, отчего же не работает камера. Он потратил как-то целых полдня, разбирая и собирая ее, но так ничего и не узнал. Тогда он сказал:
— Отнеси в здешний быткомбинат. Может, там отремонтируют.
Но Леньке все некогда. Он повадился тайком брать вторую камеру, и на него постоянно обрушивался град упреков.
Грохоча железом, Эдька пробежал по крыше и плюхнулся рядом с Ленькой.
— Давай сюда! Ответственные кадры чужими камерами не снимают.
— Ну, Эдь, дай на минутку, — заныл Ленька. — Что тебе стоит?
— Нечего, — сосредоточенно сопя, Эдька проверил работу камеры. — А то еще и эту сломаешь…
— А ты куда, Эдь? Может, скоро управишься?
Эдька метнул взгляд карих глаз из-под густых ресниц.
— Футбол снимать.
Ленька тяжело вздохнул: футбол — это надолго.
Еще в самолете бортмеханик Торопов рассказывал, что в Арктике очень любят играть в футбол. Дрововоз удивлялся:
— В чем футболисты там мяч гоняют — в майках из оленьих шкур, что ли?
Но теперь он уже не задавал таких глупых вопросов, потому что в городе часто было жарко: столбик термометра поднимался до двенадцати градусов тепла. В такие дни на стадион с раннего утра по улицам начинали двигаться люди, а вскоре над городом разносилась бодрая мелодия «Марша футболистов».
Ленька взял в гостинице поломанную камеру и поплелся в быткомбинат.
— Что у тебя, мальчик? — спросила толстая приемщица.
— Кинокамера поломалась, — грустно сказал Ленька. — Отремонтируете?
— Кинокамера? — проходивший мимо высокий худой человек с морщинистым лицом остановился. — Ну-ка, дай сюда.
Он молча осмотрел камеру и, кивнув Леньке, пошел по коридору.
— За вами записать, Игнат Семенович? — крикнула ему вслед приемщица.
Они вошли в маленькую комнатушку. В углу стоял миниатюрный токарный станок, а у стенки под окном — широкий стол, заваленный фотоаппаратами, часами, транзисторными радиоприемниками и различными инструментами.
Мастер придвинул Леньке расшатанный стул, а сам быстро отсоединил блок объективов, надел очки в черной оправе и стал проверять мотор.
— Ну, рассказывай, молодой человек, где повредил механизм? — спросил он, ласково посмотрев на Леньку.
Ленька принялся было плести, как ехал на грузовике и его вместе с камерой зверски трясло, но мастер перебил:
— Видишь, сколько у меня работы? — он мягко взял Леньку за плечо и подвел к столу. — А я взялся за твою машинку, потому что ты мне понравился. У меня самого такой же малец на материке. Но, — он, улыбаясь, шутливо погрозил Леньке пальцем, — если ты мне будешь заливать, то ремонтируй сам.
Ленька, потупясь, молчал.
— Ну пойми, мне же нужно знать, при каких обстоятельствах сломалась камера, — тогда я быстро пойму, что к чему.
— А разве не видно? — быстро взглянул на него Ленька.
— Видно-то видно. Затвор заклинило. А отчего — не пойму.
И так задушевно-тепло звучал его утомленный хрипловатый голос, что Ленька неожиданно для себя начал рассказывать. Он не назвал фамилии Жмакина, а лишь сказал, что, будучи в одной артели старателей, заметил, как съемщик потихоньку ворует золото.
— Как же это могло, случиться?! — всплеснул руками мастер. — А где же был звеньевой, другие старатели?
— Звеньевой в это время куда-то вышел. А я проснулся и вижу: он золото в свой мешочек складывает…
— Ах, подлец! — не выдержал опять мастер. — Ах, мерзавец! — Он даже забегал по мастерской.
— И тогда я установил камеру на нарах, прикрыл ее, чтобы она была незаметной, — увлекся рассказом Ленька, — и зафиксировал кнопку пуска, ну, заклинил ее. А сам ушел. Чтобы, значит, Жма… — он запнулся, — чтобы старателя этого камера незаметно сняла, когда он ворует. У нас это называется «снять скрытой камерой», — гордо добавил он.