— Какая жалость! — посочувствовал Стэникэ. — Эта девушка достойна многого. Она всей душой любила дядю Костаке. Но бог милостив, мы позаботимся о ней, я беру ее под свое покровительство.
— Не думаю, что она будет в этом нуждаться, — иронически заметил Паскалопол.
«Я тоже думаю, что она в этом не нуждается, — сказал про себя Стэникэ, опускаясь по лестнице. — Теперь она свободна, может делать все, что вздумается. Будет жить с Феликсом».
Когда Паскалопол явился проведать Отилию и всех остальных, Аглае принялась жаловаться, что она испытывает денежные затруднения, не хватает денег на похороны. Помещик немедленно вытащил кредитку, которую Аглае взяла без всякого стеснения. При этом он спросил:
— В доме ничего не нашли?
— Ничего, кроме какой-то мелочи. Паскалопол после некоторого раздумья объяснил:
— Вероятно, он не держал денег дома.
Сказал он это умышленно, боясь вызвать подозрения, которые могли бы пасть на Феликса или Отилию. Про себя же он недоумевал, куда исчез пакет с деньгами. Отилия в присутствии всех рассказала ему, что говорил ей старик о глазах, следивших за ним. Паскалопол тоже вспомнил об этом, но промолчал.
— Я вам говорю, здесь великая тайна, — повторил Стэникэ, но я этого так не оставлю, пока не раскрою всего.
Аглае решила истратить на похороны поменьше и поддержать честь семьи, которая собралась вся, до последнего человека, только с помощью священников и экипажей. В отношении духовных лиц она удовольствовалась священником епархии и попом Цуйкой. Что же касается колясок, то десять пролеток она наняла, а еще десять прислал Стэникэ, одолживший их у своих многочисленных родственников. Паскалопол тоже прислал свою коляску, а сам приехал на другой. Двадцать экипажей, среди которых были и кареты, выстроившись в ряд на обычно пустынной улице, производили внушительное впечатление. На двух черных щитах, прикрепленных к воротам, были выведены инициалы дяди Костаке.
— Что это здесь такое, матушка? — спросила какая-то старуха Марину.
— Покойник, — ответила Марина, думая, что этим все объяснила.
— Молодой или старый?
— Да как сказать? Уж за шестьдесят перевалило. Старуха покачала головой:
— Молодой, вот ведь горюшко-то. А что же у него было?
Смерть пришла, — отрезала Марина, которой надоели расспросы, и направилась вслед за только что прибывшим священником.
Поп Цуйка больше, чем обычно, страдал от злодеяний нечистого, на которого цуйка не оказывала надлежащего действия.
— Все мы смертные, дражайшая, — таково было его утешение.
Увидев Аурику и забыв, где находится, он крикнул во весь голос:
— Как дела, хохлаточка, с твоим евреем? Окрестим его?
Аурика покраснела.
— Не знаю, что за еврей, батюшка, вы, верно, ошибаетесь.
— Возможно, голубица моя, — охотно согласился поп Цуйка, — я уж старик, ломота в костях одолевает. Завтра и за мной смертушка придет.
Поскольку Аглае пригласила военный оркестр, последний выход дядюшки Костаке из дома был весьма торжественным. Соседи завидовали:
— Красивые похороны. Вон сколько колясок, и погода хоть куда. Богатым и после смерти везет.
Аглае льстило, что на похороны собралось много народу. Все родственники Стэникэ, даже самые богатые, которые никогда и не видали старика, явились хоть на несколько минут, подчиняясь семейной дисциплине. Это утешало ее, и она испытывала чувство исполненного долга. Были устроены поминки, на которые предложили остаться и Паскалополу. Священник вознес хвалу покойнику, заявив, что он не тревожится за его душу, так как перед смертью старик был очень расположен к церкви. Ну, а жизнь и смерть наша в неисповедимой воле всевышнего, и не нужно гневить его, проявляя чрезмерную скорбь, чем докажешь только свое непонимание смысла жизни. Ибо бог соделал так: тело есть земля и в землю отыдет, а душа попадет туда, откуда восстанет на страшном суде. Наиболее благочестивым казался Стэникэ. Когда священник, прежде чем взять стакан вина, осенял себя крестом, Стэникэ тоже крестился. Ели, как и в прошлый раз, жадно, но с достоинством. Только поп Цуйка нарушил благочестие:
— Тело его взяла земля, а душу тартар!
— Батюшка! — упрекнул его священник.
— Дай вам господи! — так и не поняв, в чем дело, поднял стакан поп Цуйка.
После некоторой нерешительности поп Цуйка спросил Паскалопола, которого он долгое время с любопытством рассматривал:
— Милый мой, а ты не доктор?
— Нет, батюшка. А что?