— Maman, maman, идет офицер.
Но офицер, устрашенный добропорядочным видом дома и отсутствием верной приманки, прошелся несколько раз по улице и исчез. В этот вечер Аурика заперлась у себя в комнате и не вышла к столу. У нее была своя таинственная теория, согласно которой наглость являлась положительным качеством для мужчины. Одно только присутствие мужчины, особенно молодого и неженатого, приводило ее в волнение.
— Maman, идет Паскалопол!.. Maman, прошел Филипеску!
Если на улице к ней приставал хорошо одетый человек, она не считала это непристойным. Разумеется, она не от¬вечала, но, изобразив крайнее изумление, ускоряла шаг, ожидая большей настойчивости. Аурика говорила о замужестве с таким увлечением, точно оно являлось единственной серьезной целью жизни. Самая заурядная партия представлялась ей «счастьем» для девушки. Она всегда первая узнавала обо всех свадьбах среди своих знакомых, являлась на каждую из них, хотя бы для того, чтобы постоять в притворе церкви, изучая невесту до и после обряда, и всячески давала понять жениху, что он потерял ее уважение. Она коллекционировала золотые нити из свадебных головных уборов, как одержимая бегала по гадалкам.
— Вообразите, какое счастье, он взял ее без приданого! — говорила она иногда о какой-нибудь своей приятельнице.
— Ничего, и тебе бог даст, ведь у тебя есть все, что надо, — утешала ее Аглае, — только будь посмелее, потому что теперь мужчины предпочитают этих молодых сумасбродок!
И Аглае недружелюбно кивала в сторону дома Отилии.
Однажды, проходя по проспекту Виктории, Аурика встретила Феликса и тотчас же предложила ему сопровождать ее. Она даже, улучив удобный момент, попросила взять ее под руку, чтобы не дать повода думать, будто она гуляет с посторонним мужчиной. С тех пор Феликс, боясь встретить ее опять, с величайшей осторожностью оглядывался на улице, но как-то раз снова был пойман и принужден пройтись по проспекту Виктории, вися на локте Аурики, как собачка на короткой сворке. Мимо них проехала великолепная коляска, и чья-то рука чуть заметно помахала им оттуда.
Только когда коляска была уже далеко, Феликс сообразил, что в ней сидели Отилия и Паскалопол. Аурика с завистью сказала:
— Вы видели? Паскалопол каждый день катает ее, привозит всякие подарки. Вот счастливица! И что он только в ней нашел?
Феликс нахмурился, ему было неприятно слышать, что имя Отилии связывается с именем Паскалопола, но Аурика поняла его иначе:
— Неужели вы считаете, что Отилия может кому-нибудь понравиться?
Феликс встрепенулся.
— Мне кажется, что вы несправедливы, домнишоара, Отилия очень красива и вдобавок образованна и талантлива.
— Вы полагаете? — с сомнением спросила Аурика.
— Кроме того, почему вы сейчас же заподозрили, что между домнулом Паскалополом и Отилией непременно существуют какие-то особые отношения? — попытался прощупать почву Феликс. — Домнул Паскалопол одинок, детей у него нет...
Аурика лукаво усмехнулась:
— Вот и видно, как вы неопытны. Отилия хитрая, она ищет только пожилого, богатого мужчину, который бы женился на ней. Но я не думаю, чтобы Паскалопол был настолько лишен вкуса. А как по-вашему?
Феликс промолчал, делая вид, что такая мысль ему и в голову не приходила.
Убедившись, что Феликс избегает встреч с ней на улице и либо вовсе не появляется на проспекте Виктории, либо выходит лишь в те часы, когда она дома, Аурика стала под различными предлогами звать его к себе, не стесняясь присутствием посторонних. Аглае не возражала против этих уловок и даже поощряла их, ласково поглядывая на Феликса и в нужный момент исчезая. Аурика теперь уже принимала его не в гостиной, где висели картины, а объявив, будто хочет показать ему что-то интересное, уводила в свою спальню и сажала поближе к себе. С некоторых пор Аурике не давала покоя мысль, что в доме дяди Костаке Феликс лишен тех гастрономических удовольствий, которые можно получить в семье, где хорошо ведется хозяйство.
— Я все думаю — как вы можете там жить? — говорила она участливо. — Отилия ничего не умеет, а Марина лентяйка.