— Доамна! — благородно протестовал Стэникэ.
— Бандит!
Аглае и Олимпия посоветовались с адвокатом. Тот сказал им:
— Несомненно, доамна права, муж только ищет предлог для развода. Выдвигаемые им мотивы несерьезны, в особенности потому, что их нельзя проконтролировать. Но чего вы добьетесь? Самое большее — того, что процесс будет решен в вашу пользу, ибо без суда здесь не обойтись. Но ведь вы не сможете жить с человеком, решившим развестись, он все время будет искать повод к ссоре. Поэтому, вместо того чтобы навлекать на себя еще большие неприятности, лучше уж согласиться. Другого пристойного пути я не вижу.
Доброжелательство адвоката было вне сомнений, и Олимпия решила согласиться на развод. Радость Стэникэ была так велика, что он, растроганный попросил разрешения зайти последний раз, чтобы попрощаться с теми, кто был ему матерью и дорогой супругой. Ему ответили, что его вышвырнут за дверь с помощью полицейского, и это дало Стэникэ повод почувствовать себя жертвой.
Стэникэ стал одеваться все более модно и как-то, выпросив у родственников коляску, гордо проехал несколько раз по улице Антим.
Феликс все ждал, что Отилия скажет, что же им дальше делать, но девушка по-прежнему молчала. Он считал неделикатным самому заводить разговор теперь, когда ее горе было еще так свежо. Отилия сидела запершись в своей комнате и, казалось, скучала. Ей было противно выходить в город одетой в черное, но одеться иначе мешало предубеждение, что она совершит нехороший поступок. Однажды она спустилась вниз и тронула клавиши рояля, но первая же нота испугала ее своим эхом, и она закрыла крышку. Сидя на софе в своей комнате, она часами перебирала безделушки, раскладывала их. Как-то раз Отилия вошла к Феликсу со своей фотографией, сделанной в Париже.
— Ты эту карточку видел?
— Нет. Очень удачная.
— Возьми себе!
Феликс минуту стоял в растерянности, боясь поблагодарить.
— Зачем ты мне ее даешь? — спросил он.
— Да так... подумала, что тебе приятно будет иметь мою фотографию.
Фотографии дарят тому, с кем разлучаются, на память!
Отилия положила свои тонкие руки на плечи Феликсу:
— Нет, нет, нет, я даю ее не в знак разлуки. Просто мне пришло в голову подарить ее тебе.
Феликс поцеловал ей руку, которая как раз находилась у самого его лица, и Отилия слегка коснулась губами его щеки. Юноша обернулся и схватил девушку за руки более энергично. Та ласково защищалась.
— Феликс, сейчас это грех. Будем благоразумны. Лучше расскажи, что ты делаешь.
Феликс показал ей толстенные руководства. Девушка заглянула в одно из них, полистала его тонкими пальчиками и сказала:
— Тебе придется много работать!
— Да, я должен во что бы то ни стало хорошо сдать экзамены!
— Сколько еще лет тебе так заниматься?
— Несколько лет, и с каждым годом все больше и больше. Но настоящая научная работа начнется только тогда, когда я кончу учиться. Я хочу специализироваться в определенной области и создать себе имя.
Феликс смотрел на Отилию решительно, но ласково и совсем не надменно. Она провела пальцами по его волосам.
— То, что ты делаешь, замечательно, я тобой восхищаюсь. Когда я думаю, что другие в твоем возрасте, даже те, у кого нет обеспеченного будущего, гоняются только за развлечениями...
— Если бы ты знала, Отилия, сколько энергии и самоотверженности мог бы я проявить, если б было кому посвятить свои силы! Одного труда для меня недостаточно, мне нужна любовь.
— Но если я скажу, что люблю только тебя и, что бы ни случилось, ты останешься моим другом, тогда ты сможешь осуществить свои идеалы?
— А что может случиться?
— Откуда мне знать? Как будто мы всегда можем поступать так, как нам хочется?
— Можем! — упрямо подтвердил Феликс. Отилия взъерошила ему волосы.
— Это ты можешь в твоей учебе, в твоей карьере, но в жизни бывают такие вещи, над которыми мы не властны.
— А что именно?
Отилия переменила разговор:
— Сколько тебе сейчас лет, Феликс? Двадцать второй? Да?
Феликс кивнул головой. Девушка слегка сжала его шею.
— Ты знаешь, что я старше тебя. Да, это печальная правда!
— Ну и что ж? Ты думаешь... это препятствие для...
— Нет! Я не это хочу сказать. Какой ты подозрительный! Я только сказала, что я старая.
— Это в твоем-то возрасте! Да ведь у тебя совсем еще детское личико!
Отилия подошла к зеркалу и стала рассматривать себя. Замечание Феликса было справедливо. Лицо Отилии не изменилось, и на вид ей казалось не больше восемнадцати лет.