— Ты не знаешь жизни, Феликс, — вернулась к своей мысли Отилия. — Ни учеба, ни энергия не помогут девушкам преуспевать в жизни. Я восхищаюсь твоим умом и мужской волей, но для женщины это вовсе не обязательно. Смысл жизни женщины в том, чтобы нравиться, без этого она не может быть счастливой!
— Ты права, это так, — подтвердил Феликс, она должна нравиться энергичному мужчине, чтобы возбуждать в нем желание бороться.
— Не знаю, кому она должна нравиться, но знаю, что женщина, которой пренебрегают мужчины,— это чудовище. Посмотри на бедную Аурику. Единственно, в чем проявляется наше сознание, скорее даже инстинкт, так это в стремлении не потерять напрасно нескольких лет, ведь мы живем самое большее лет десять! Сколько, ты думаешь, мне осталось жить в подлинном смысле этого слова? Пять-шесть лет! Потом появятся круги под глазами, морщины и я стану такой же нервозной и несносной, как Аурика. Когда ты приехал, я была девочкой, а теперь уже старуха, а как мало времени прошло! Ты в этих делах ничего не понимаешь, Феликс. Вы, мужчины, в двадцать один год еще дети, а в тридцать только еще женитесь. Когда же тебе исполнится тридцать лет, я буду уже на закате. Паскалопол (ты не сердись, что я произношу это имя) примерно одних лет с тетушкой Аглае, но он элегантен, у него молодая душа и, уверяю тебя, он нравится многим женщинам, а Аглае — старуха. Наш успех в жизни заключается в том, чтобы не упустить время, дорогой Феликс. Ах, как мне не идет черное, оно придает лицу какой-то синеватый оттенок. Отилия повернулась, чтобы уйти, но прежде спросила!
— Ты занят, да?
— Я тебе нужен? Я в твоем распоряжении!
— Мне ничего не нужно! Я только хотела знать... Тебе, вероятно, сейчас надо усиленно готовиться, много читать, работать...
— Да! — признался Феликс.
— Ну хорошо, работай. Это единственный способ доставить мне удовольствие! Не забудь, ты мне обещал сделать карьеру.
Отилия принялась раздавать направо и налево свои вещи, которые считала ненужными (ей почти все теперь казалось ненужным). Больше всего от этого выиграла Аурика.
— Зачем ты раздариваешь вещи? — спросил Феликс.
— Какие вещи? Старые платья, пустые флаконы из-под духов, цветные открытки, перчатки, — все это пустяки... Женщина, собственно говоря, ничего не имеет, кроме платья, которое на ней надето. Но оно должно быть сшито по последней моде.
Часть добычи захватила Аглае. Охваченная мелким старческим кокетством, она примеряла перчатки и чулки Отилии и в то же время не переставала поносить девушку за то, что та покупает все дорогое, словно она миллионерша, и за то, что не бережлива и раздаривает совсем еще хорошие вещи. Устав от траура, Отилия однажды вечером, перед сном, встала на колени в своей постели и произнесла про себя следующую молитву:
«Папа, ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю, но траур мне не идет. Ты всегда позволял мне одеваться так, как мне нравилось, и защищал меня от других, так неужели ты теперь хочешь, чтобы я сама себе была противна? Для тебя не имеет никакого значения, одета я в черное или в белое. И в том и в другом платье мне все равно без тебя грустно».
Отилия перекрестилась и легла спать, а на следующий день сбросила траур и принялась перелистывать журналы мод.
— Вот, — сказала Аглае, увидев ее через окно, — говорила я, что не будет она носить траур! «Папочка здесь» папочка там». Все одни кривлянья. Видно, Костаке тайком оставил ей деньги, а то откуда бы ей взять?
Отилия скучала. Ей хотелось выйти вместе с кем-нибудь в город. Но она боялась беспокоить Феликса и намекнула ему совсем туманно:
— Ах, ты все читаешь! Так можно заболеть.
Она ждала, что Феликс ответит: «Если хочешь, я могу прервать ненадолго занятия». Но Феликс заявил:
— Действительно, у меня много работы!
— Тогда, — сказала Отилия, — я не буду тебе мешать. За столом девушка попросила его рассказать о своих занятиях, о том, как ему нравятся лекции, что Феликс и исполнил с некоторой осторожностью, боясь показаться педантом. Но его страсть к науке была настолько глубока, что он не мог говорить на эти темы шутливым тоном. Отилия сказала ему:
— Твоя глубина может напугать. Если бы ты знал, как мы, девушки, глупы!
— Напугать тебя?
— Нет, не меня! Напугать любую девушку вообще, потому что девушки не заглядывают далеко и у них нет культа великих дел, как это называют в книгах.
— Ты смеешься надо мной!
— О нет! Я говорю об обыкновенных девушках. Правда, есть и возвышенные натуры. Но обычные девушки восхищаются такими людьми, как ты, а следуют за такими, как Стэникэ.