— Мне это все равно. Я никогда не полюблю пустую девушку. Я люблю тебя, а ты только внешне легкомысленна, а на самом деле глубокая и умная.
— Я такая же, как и все!
В другой раз Отилия усадила Феликса рядом с собой и, обнимая его, подвергла настоящему допросу.
— Феликс, сядь сюда. Хорошенько подумай и только после того, как подумаешь, ответь мне. Предположим, что мы поженились...
— Почему «предположим»?
— Будь серьезным и слушай. Когда чего-нибудь нет на самом деле, то оно предполагается. Итак, предположим, что мы поженились. Ты веришь, что мы вскоре сможем это сделать?
— А почему бы и нет?
— Потому что ты связан своими занятиями, ты еще не свободен и не можешь делать все, что тебе хочется. Юноше вроде тебя на какое-то время необходима некоторая свобода, чтобы узнать жизнь. Это естественно. Если мы поженимся сейчас, то через несколько лет, когда ты сделаешь карьеру, тебе уже наскучит семейная жизнь!
— Ты мне никогда не наскучишь!
— Я не говорю о себе, я говорю о семейной жизни. Когда ты будешь свободен и начнешь осматриваться вокруг, тогда ты и почувствуешь себя связанным. Может быть, я ничего не понимаю, но мне кажется, что жена всегда должна быть самым последним выбором.
— Ты подыскиваешь различные предлоги, вместо того чтобы прямо сказать, что не любишь меня.
— Но нет же, я тебя люблю. Не прерывай меня. И тебе и мне нужно немного поразвлечься, и, скажу тебе честно, немедленный брак кажется мне чем-то чересчур педантичным, парализующим, чем-то в духе Аурики. Мы можем растянуть нашу помолвку на несколько лет, но, поскольку нам нельзя жить вместе здесь, уедем в Париж, чтобы не мозолить людям глаза. Ты будешь заниматься своей медициной, я музыкой, будем жить по-студенчески, пока не проснётся инстинкт домашнего очага. Феликс, дорогой, я люблю тебя, но я хочу, чтобы меня называли домнишоара, это так приятно, чтобы мне дарили шоколад и прочее. Вообрази себе: «Доамна! Уважаемая доамна!» (Отилия, подражая, заговорила басом) — это ужасно!
— Отилия, но ведь мы не обязаны говорить всем, что мы женаты, особенно за границей. Мы можем жить, как настоящая богема, и делать все что угодно. Но женитьба — это таинственная связь, которая даст нам веру друг в друга.
— Когда нет естественной веры, ее не сможет дать и женитьба. Перед тобой пример прославленного Стэникэ.
— Если мы не поженимся, — продолжал Феликс, — то мы не сможем быть друг с другом.
— Почему?
— Потому что... потому что я тебя люблю... Потому что я тебя люблю, как должен любить каждый нормальный человек, — смешался Феликс. — И я никогда не соглашусь быть неделикатным со своей будущей женой. Ты не Джорджета!
— Конечно, я не Джорджета, но я прощаю Джорджету!
На следующий день Отилия снова по-детски обняла Феликса и спросила:
— Феликс, подумай как следует, а потом скажи мне. Если бы девушка вдруг предложила тебе: я хочу исколесить с тобою весь мир, заниматься чем-нибудь совершенно фантастическим, станем, например, танцорами в Мексике, — оставил бы ты свои занятия, отказался бы от своей карьеры, от ученья, ради любви к ней?
Юноша удивленно взглянул на Отилию.
— Разве есть такая девушка, которая попросит меня во что бы то ни стало сделать нечто подобное?
— Нет, Феликс. Просто я задала глупый вопрос.
Отилия раздарила столько вещей, что комната теперь казалась почти пустой. Трудно было вообразить, что можно долго в ней оставаться. Все, что уцелело, девушка положила в два чемодана и на целый день отправилась в город. Феликсу она объяснила, что не хочет больше находиться в этом доме, на глазах у Аглае, у которой такой вид, словно она держит ее из милости. Отилия и Феликса спросила, что он думает делать.
— Но это, Отилия, зависит от тебя. Если, как ты говоришь, ты любишь меня, значит, ты и должна сказать, что мне делать. А если нет...
— Ты прав! Я тебя люблю, ты в этом не сомневайся. Я решу, что нужно делать.
Была ранняя весна, снег стаял и затопил все. Потеплело, и воробьи начали слетаться в стайки, подбирая все крошки, какие только могли найти. Феликс чувствовал необычайный прилив сил. Как-то в самом начале марта Феликс засиделся за книгами до поздней ночи. Из соседней комнаты доносился звук шагов, шум передвигаемой мебели. Потом все смолкло, и ему показалось, что он услышал, как потушили лампу. Совсем поздно, около полуночи, заскрипела соседняя дверь, послышались легкие шаги босых ног, которые затихли около его комнаты.
— Феликс, — донесся шепот Отилии, — ты спишь?