— Нет.
— Потуши лампу.
Предчувствуя, что произойдет нечто необычайное, Феликс задул лампу. Дверь открылась и вновь закрылась, и при слабом свете догорающих в печке дров юноша увидел Отилию, босую, в длинной ночной рубашке. Она казалась большой куклой. Весь разговор велся шепотом.
— Дорогой Феликс, я хорошо все обдумала, очень хорошо. Теперь мы не можем жениться, это в твоих и в моих интересах.
Подойдя к нему, Отилия крепко обняла его за шею. Безутешность Феликса можно было почувствовать даже в темноте по тому, как ослабли все его мускулы.
— Я сказала, что теперь мы не можем жениться, но потом — да. Чтобы доказать, что я люблю, я и пришла к тебе. Мы можем быть мужем и женой и без благословения попа Цуйки.
Феликс взял ее на руки (она была очень легкой) и задушил поцелуями, которым она не сопротивлялась, потом сел в кресло, и положил голову к ней на грудь.
— Отилия, — зашептал он торжественно, — я верю тебе. То, на что ты сейчас решилась, могла сделать только девушка с тонкой душой. Прости меня, что я усомнился в твоей любви и в твоих добрых побуждениях. Нет, ты не должна заставлять меня быть неделикатным. Отныне я верю, что когда-нибудь ты станешь моей женой, и я буду ждать тебя сколько угодно.
Отилия крепко поцеловала его и вскочила на ноги.
— Знаешь что? Если ты такой выдержанный, я хотела бы по крайней мере проспать эту ночь у тебя. Хочу посмотреть, как это спится в постели юноши.
Она бросилась на кровать Феликса, завернув тонкие ноги рубашкой. Юноша хорошенько укрыл ее, а сам лег на диванчик возле печки.
— Отилия, — шепнул он вместо «спокойной ночи»,— я так счастлив. Эта ночь самая торжественная в моей жизни.
Утром Феликс быстро вскочил и взглянул на кровать. Она напоминала опустевшее гнездо. Юноша, подумав, что Отилия ушла к себе, быстро умылся, напевая, причесал волосы и, выйдя в коридор, постучал в дверь девушки.
— Отилия, Отилия!
Никто не ответил. Он коснулся ручки и заметил, что дверь не заперта. В полупустой комнате никого не было, чемоданы исчезли. Феликс как безумный сбежал по лестнице, обыскал все комнаты и нашел только Марину на кухне.
— Где домнишоара Отилия?
— А вы не знаете? С утра еще уехала на извозчике с чемоданами. Ищи теперь ветра в поле.
Долгое время Феликс пребывал как бы в полной прострации. Потом, немного придя в себя, он почувствовал необходимость куда-то бежать. Он бродил по улицам, по шоссе и наконец решил отправиться к Паскалополу. Там он узнал, что помещик с «домнишоарой» уехал в Париж. Через две недели он получил цветную открытку со следующими строчками:
«Кто был способен на такое самообладание, тот победит и любовь, не соответствующую его великому будущему.
Отилия ».
Феликс так больше и не увидел Отилию. Он узнал только, что она вышла замуж за Паскалопола, и снова возненавидел его. Спустя несколько лет война дала возможность Феликсу выдвинуться, еще будучи совсем молодым. Почти сразу же после заключения мира он стал профессором университета, известным специалистом, автором научных рефератов, трудов, медицинских трактатов, написанных им в сотрудничестве с французскими профессорами. Он женился, сделав, как говорят, блестящую партию, и вошел благодаря жене в круг влиятельных лиц. Стэникэ женился на Джорджете, которая не принесла ему сыновей, но зато обеспечила неизменных покровителей, занялся политикой, заявив, что он чувствует «новый ритм» жизни, был даже префектом при одном недолго просуществовавшем правительстве, а ныне является владельцем многоэтажного дома на бульваре Таке Ионеску. Некоторые газетки обвиняют его в покровительстве игорным домам и кружкам морфинистов. Феликс как-то повстречался с ним. Стэникэ фамильярно похлопал его по плечу и поздравил:
— Браво, я слышал, вы далеко шагнули. Это можно было предугадать. Вы знаете, что Отилия не живет больше с Паскалополом?
Феликс не решился спросить, что же случилось, рассчитывая на болтливость самого Стэникэ.
— Она развелась с Паскалополом после того, как разорила его, а теперь где-то в Испании, в Америке, не знаю точно где, жена какого-то графа или что-то в этом роде. О, она далеко пошла.
Паскалопола Феликс встретил однажды в поезде по дороге в Констанцу. Он сильно постарел, лицо его исхудало. Он был все таким же элегантным, но от прежнего Паскалопола почти ничего не осталось. Когда он говорил, щеки его дрожали. Паскалопол первый узнал Феликса.
— Вы меня не узнаете? Я Паскалопол!
После нескольких обычных в таких случаях фраз помещик вынул из кармана фотографию, на которой были изображены весьма пикантная дама типа актрисы-содержанки и экзотический мужчина с цветком в петлице. Фотография была сделана в Буэнос-Айресе.