Понятно, нас не может не интересовать вопрос, есть ли какие-либо основания считать последнюю дуэль Лермонтова коварной, изменнической, может быть, неправильной, или никаких особых нарушений дуэльных норм Мартынов и его секунданты не допустили. Такой вопрос возникает независимо от бредовой гипотезы о втором выстреле наемного убийцы с Перкальской скалы.
Лев Сергеевич Пушкин уверял, что «эта дуэль никогда бы состояться не могла, если б секунданты были не мальчики» и добавлял, что дуэль «сделана против всех правил и чести…» [см. «Литературное наследство», вып. 58. — М., 1952. С. 490]. Московский почт-директор А.Я. Булгаков, ссылаясь на письмо В.С. Голицына, полученное в Москве 26 июля 1841 года, писал П.А. Вяземскому в Петербург: «Удивительно, что секунданты допустили Мартынова совершить его зверский поступок. Он поступил противу всех правил чести и благородства, и справедливости… Мартынов поступил как убийца» [120, 710]. 22 августа студент А.А. Елагин сообщал из Москвы отцу: «Лермонтов выстрелил в воздух, а Мартынов подошел и убил его. Все говорят, что это убийство, а не дуэль». И дальше:…Обстоятельства дуэли рассказывают различным образом, и всегда обвиняют Мартынова как убийцу» [55, 437).
Можно было бы привести еще ряд суждений современников, полагавших, что дуэль, на которой погиб Лермонтов, была неправильной; многие обвиняли Мартынова и секундантов в нарушении правил[180] и чести, но никто, конечно, ни в письмах, ни в дневниках, ни в воспоминаниях не намекал даже на то, что Лермонтов был убит не Мартыновым, а каким-то другим таинственным подставным убийцей, дублировавшим выстрел Мартынова. И.Д. Кучеров и В.К. Стешиц не могут сослаться ни на один источник для обоснования своих домыслов.
[...]
В организации дуэли и соблюдении всех необходимых условий и обычаев особая роль принадлежала секундантам. Мартынов во время следствия писал: …Все было предоставлено нами секундантами, и как их прямая обязанность состояла в наблюдении за ходом дела…то они и могут объяснить не было ли нами отступлено от принятых правил».
Как же секунданты справились с этими своими «прямыми обязанностями»? Содержались ли в их действиях грубые нарушения дуэльных норм, которые бы давали основания называть их «соучастниками убийства», связанными «круговой порукой», и организаторами «фарса поединка»?
Прежде всего, верно ли утверждение, что одним из доказательств враждебной деятельности секундантов являются слухи, распространившиеся после поединка в Пятигорске, будто бы на дуэльной площадке кроме противников и двух их секундантов А.И. Васильчикова и М.П. Глебова присутствовали и другие лица?
Правда, дуэльные правила не ограничивали количества лиц, принимавших участие или присутствующих при дуэли, но все-таки представляет определенный интерес установить кто был еще во время поединка кроме тех, о ком говорилось в следственном деле.
Мы теперь твердо знаем о четырех участниках дуэли, скрытых от расследования. Прежде всего, это еще два секунданта — А.А. Столыпин и С.В. Трубецкой. Кроме них были друг Лермонтова юнкер Бенкендорф и Руфин Дорохов. И, наконец, конюх Евграф Чалов, дворовый человек помещика Хастатова, родственника Лермонтова; он был приглашен присматривать за лошадьми.
Были веские причины, чтобы скрыть их имена, так как все участники поединка рисковали предстать перед судом.
Известно, что секундантов этой дуэли судили и приговорили к «лишению чинов и прав состояния». В дальнейшем Николай I смягчил этот приговор, а в январе 1842 года и вовсе их простил, одновременно назначив Н.С. Мартынову в качестве наказания трехмесячный арест в крепости и церковное покаяние. Такое мягкое наказание после ареста, полугодового следствия и суда было бы маловероятно, если бы одновременно к делу были привлечены Столыпин, Трубецкой и Дорохов. Вместе с тем, конечно, тут сказалось неприязненное отношение царя к жертве этой дуэли — опальному поэту Лермонтову.
А.А. Столыпин за участие в дуэли Лермонтова с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом в 1840 году был сослан на Кавказ. С.В. Трубецкой прибыл в Пятигорск самовольно, не имея на то разрешения военного начальства, а Дорохов уже дважды за дуэли был разжалован в солдаты. Таким образом, участие в новой дуэли, для всех трех молодых людей грозило крупными неприятностями.
Положение Васильчикова и Глебова было несравненно более благоприятно и менее уязвимо, Александр Илларионович Васильчиков возвращался из годовой поездки по Закавказью, где он принимал участие в комиссии барона Гана, ревизовавшего этот обширный край. Служебное положение Васильчикова, сына Председателя Государственного Совета, было отличным и можно было надеяться, что он поплатится лишь обещанной ему наградой или кратковременным арестом. Михаил Павлович Глебов так же мог рассчитывать на мягкий приговор, так как он лечился в Пятигорске от тяжелой раны, полученной в бою с горцами (1–3 января 1842 года Николай I распорядился по военносудному делу в связи с последней дуэлью Лермонтова:
180
Во-первых, все-таки некоторое преимущество имел Мартынов, чей барьер располагался ниже по склону (см. гл. «Дуэль»). Во-вторых, поводом для таких заявлений могло послужить утверждение, сохранившееся в воспоминаниях современников (не секундантов), о выстреле Мартынова после счета «Три!» (а не между «Два — Три»). После счета «три», по правилам, дуэль должна была быть остановлена, а так как стрелялись до трех раз — дуэлянты должны были быть разведены и повторить всю процедуру, как минимум, еще раз.
С другой стороны, в частной записке Мартынову (не предназначавшейся для глаз следователей) М.П. Глебов пишет, что ни он, ни Васильчиков не видят «ничего дурного с твоей стороны» во время дуэли [102, 461–462], что нельзя не принять во внимание. Можно предполагать, что для данной дуэли ограничение по времени (счету) секундантами было снято. Но утверждать, что эта дуэль была изменнической (т. е. с преступным умыслом), нельзя. —