Однако становится поздно, сказал Гримбольд. Надо отдыхать, пока есть возможность. Завтра мы должны отправиться к Джазелхендж, и каждый день будет на вес золота. Это я чувствую своими костями.
— Ты можешь выразить свою признательность, – сказал Маркдж'н, как всегда, не теряя практичности, – если помоешь тарелки.
Минда рассмеялась и поднялась на ноги, потягиваясь после напряженного разговора. Собрав посуду, они с медником зашагали к ручейку, протекавшему в пределах установленной Гримбольдом охраны, всего в десятке ярдов от лагеря. Пока они оттирали мокрым песком котелок, Маркдж'н развлекал Минду бесконечной болтовней, не требующей особых размышлений.
Гримбольд улегся у костра, повернувшись боком к огню, скрестил перед собой лапы и принялся рассеянно постукивать когтем по утоптанной земле, уставившись в темноту. Танет налила себе еще чашку чая и, прихлебывая ароматный напиток, наблюдала за барсуком.
– Ты ведь знаешь об Ильдране гораздо больше, чем рассказал Минде, – наконец произнесла она.
Гримбольд пошевелился и повернул к ней голову.
Да, верно, ответил он.
Он посмотрел в ту сторону, откуда доносился смех Маркдж'на и спутницы Танет.
Насколько хорошо ты ее знаешь? – спросил он.
Танет пожала плечами:
– Мы встретились всего несколько дней назад, как она и рассказывала.
Так, так…
— Ллан, в чем дело? Ты ей не доверяешь?
Она пугает меня.
— Но она – всего лишь молоденькая девчушка.
Вислинг вздохнул.
И все же есть в ней нечто такое, что напоминает о древней мудрости – забытой иутраченной даже такими народами, как твой или мой. В ней живет древняя сила. И тот сон, в котором она повстречалась с Музыкантом, беспокоит меня больше всего.
– Сегодня я услышала об этом впервые, – призналась Танет. – Ты считаешь, ее душа и в самом деле странствовала?
Я не уверен, Танет. Понимаешь, Ильдран носит не свое имя. Он вовсе не повелевает снами в том смысле, в каком мы понимаем сновидения. Он создает иллюзии. Во время сна душа открыта, она подвержена воздействию таких, как он. В эти моменты он силой мысли преодолевает расстояния, но посылает не сны. Сновидения подвластны только богам. Ильдран посылает иллюзии. Убийственные иллюзии. И с их помощью, если устанавливается достаточно прочная связь, он способен погубить не только спящую душу, но и бодрствующую.
— Ты ничего не сказал об этом Минде.
Я решил, что не стоит ее пугать. У нее есть талисман с чарами мьюриана. Он будет охранять ее от снов или иных наваждений, для этого он и создан. Но вместе с тем талисман пробуждает что-то в ее душе.
Танет склонилась ближе:
– И что же это?
Древность, я бы сказал. Не могу выразить это по-другому.
— Но Ильдран ей не угрожает?
Теперь ей стоит бояться только его физического воздействия. Но чего он от нее хочет, Танет? «Ты была последней из них. На тебепрервется их род». Так говорил он ей в бездне. Чей род? Кто же эта девочка, в которой живет древняя мудрость, о чем она сама даже не подозревает? Вот что пугает меня, Танет. Ты не хуже меня знаешь, к чему может привести неправильное использование силы. Если мои подозрения верны… Если она использует свои возможности… Да, я действительно напуган.
– А как ты объяснишь ее сон, в котором присутствовал Музыкант?
Темные глаза Гримбольда встретились с взглядом Танет. В мерцающем свете костра выражение полосатой морды казалось таинственным.
Если это был вещий сон, сказал вислинг. Когда Увенчанный Рогами является кому-то в любом из своих обличий, когда в Срединном Королевстве начинаются волнения, тогда в действие вступают силы, недоступные моему разуму, Танет. Что произойдет, когда пробудится дремлющая в ней мощь или Ильдран попытается подчинить ее своей воле?
— Как может она таить в себе подобные дарования? – спросила Танет. – Она пришла из безымянного мира, в котором нет волшебства.
В каждом мире есть волшебство. И совсем не обязательно, что могучие силы заключены в душе этой девочки. Вполне вероятно, что она обладает лишь определенным потенциалом. Может, она никогда и не раскроет его. Или Ильдран… Или… Гримбольд немного помолчал, потом добавил: В данный моментее охраняет волшебство мьюриана, но если Ильдран так сильно хочет ею завладеть, он пошлет своих приспешников, чтобы они ее схватили. Возможно, сам он никогда не появится.
Танет снова посмотрела в сторону Минды и Маркдж'на, затем устремила взгляд в темноту, окружавшую лагерь. Она не испытывала страха перед темнотой, но все же ощутила, что дрожит. Рун подвинулся ближе, и Танет положила руку на его густую шерсть, радуясь безмолвной поддержке.
– Теперь ты напугал и меня, ллан, – сказала она.
Гримбольд вздохнул, но ничего не ответил.
Позже, когда Минда вытянула ноги к затухающему огню и завернулась в теплое одеяло, она обнаружила, что не может заснуть. Завтра они отправятся к вратам. Подальше от Даркруна и его поющих ветров. Девушка прислушалась к заунывной мелодии. Она пела об одиночестве, о покинутых башнях и исчезнувшем племени. Мелодия разбудила в душе Минды тоску по дому – не по Хадону с его крутым нравом, а по всему хорошему, что осталось далеко позади.
Интересно ли Хадону, куда она исчезла? Скучают ли по ней друзья? Что они скажут, если она никогда не вернется домой? Нет, она обязательно вернется, как только отыщет Вейр и освободит Яна, а Ильдран… Вернется ли она?
Мурашки побежали по спине, но довольно скоро Минда уснула. Ветер, свистевший в покинутом городе, убаюкал ее своей тягучей мелодией. Перед тем как уснуть, Минда услышала далекий зов охотничьего рога. Но в следующее мгновение вокруг раздавалась только песня ветра, гулявшего между разрушавшихся каменных башен, а печальный и одинокий звук смолк.
Глава 7
– Совсем неплохо, – сказал Маркдж'н. – Можно не сомневаться, это работа не простого медника, но кто мог изготовить такое оружие, я не знаю. И все же это отличный клинок.
Они с Миндой заканчивали завтракать, когда Маркдж'н попросил показать ему меч. Он запивал чаем жареный хлеб с маслом и между делом рассматривал оружие опытным взглядом медника, пробовал металл, испытывал крепление лезвия, проводил пальцами по желобку и тончайшему узору непонятных символов, отчеканенных у самой рукояти.
– Ты умеешь им пользоваться? – спросил Маркдж'н.
– Не совсем.
Медник усмехнулся:
– Но все равно приятно, когда на поясе висит такая вещица, правда?
Минда рассмеялась:
– Что-то вроде этого. Не принято отправляться на поиски приключений без оружия.
– И он как раз подходит тебе по размеру. Чуть-чуть длиннее – и он волочился бы по земле, а если короче, то его можно было бы принять за кинжал.
– А что ты знаешь о заколдованном оружии? – спросила Минда.
– Ну, не так уж и много. – Маркдж'н потеребил серьгу в левом ухе. – Мне оно не по нраву. По правде говоря, я не вижу в нем большой пользы. Гром и молния! В обращении с заколдованным оружием всегда так много правил – по крайней мере, так говорится во всех легендах, что я слышал. Как в той истории, когда гномы-кузнецы изготовили меч для Тиндера Гера, ты слышала об этом? Проклятое оружие слушалось его, только пока он сохранял целомудрие. Ну и какая от него польза? Не подумай, что я такой уж распутник. Но если обе стороны согласны, легкий флирт и тому подобное…
Медник вдруг осекся и вопросительно посмотрел на Минду.
– Ты думаешь, этот меч заколдован? – спросил он, возвращая ей клинок.
– Я думаю, да.
Медник прищурил глаза и вновь с интересом посмотрел на меч.
– Да, здесь какие-то письмена… Тебе лучше спросить об этом у Гримбольда. Волшебство и всякие фокус-покусы – это по его части.