Старший сержант помрачнел. Веснушчатое лицо его, обычно улыбчивое, стало суровым. Таким оно всегда становилось в разведке.
«Домой, значит, едешь? В Россию? — глухо протянул Горшков. — Неисповедимы людские пути-дорожки. Расходятся они у нас на сегодняшний день, Поярков. Ты вот что…»
Старший сержант полез в чемодан, вытащил знаменитый бинокль, бережно продул линзы, уложил снова в футляр и протянул Тарасу. Парень запротестовал: это ж на всю жизнь память о капитане!
«Бери, коли дают, — грубовато сказал Горшков и повторил с усмешкой: — Бери, отрок, и поминай дядьку Миколу незлым словом…»
Получив королевский подарок, Тарас почувствовал себя на седьмом небе, и не было отныне занятия для него интересней, чем рассматривать в бинокль не видимое простым глазом. Мир становился огромным, далекие предметы — близкими.
Вот и сейчас, проводив Фокина к бургомистру соседнего села, с которым капитан должен был определить лесные делянки, подлежащие вырубке, Тарас вооружился биноклем и отправился обследовать окрестности.
Гуляя по селу, парень из любопытства заглянул в католический собор — огромное гулкое сооружение со стрельчатыми сводами. У алтаря в полукруглых нишах и возле колонн, поддерживающих разрисованные фресками своды, стояли деревянные фигуры. Колонн было много. Массивные, с затейливой резьбой, они выстроились двумя рядами, разделяя собор на три неравные части. В мерцающем свете лампад темные кукольные физиономии водили за тобой глазами. Вверх под купол устремлялись разноцветные витражи. И еще был балкончик, обнесенный витиеватой деревянной решеткой. К нему с двух сторон вели лесенки, огороженные такими же резными заборчиками.
Протестантская церковь была поменьше и поскромнее. Никакой позолоты, никаких лепных карнизов и всяких там фресок. Беленные известкой стены выглядели естественно и строго. Пол из каменных серых плит был исшаркан. Но и здесь для молящихся стояли скамейки.
«Черт знает что, — подумал Тарас. — На каких-то сто крестьянских дворов две церкви. На каждую старуху по плацдарму приходится… Посидят, отдохнут, споют хором или в одиночку и уходят с сознанием выполненного долга. А в войну что творили…»
Самым привлекательным местом в протестантской церкви оказалась колокольня. С широкой площадки открывался шикарный вид. Подняться туда можно было по лесенке, круто взбегающей вверх по узкой крутой галерее. Сперва, правда, церковный служитель не пускал его.
— Не положено, — сказал, но, узнав, что он русский, поспешно отступил: — Сын герр коменданта? — воскликнул преувеличенно громко, словно это знакомство его чрезвычайно обрадовало. — Битте, битте! Я сам вас провожу!
В деревне новости разносятся моментально, и все, конечно, уже знали об их приезде. «Только почему Саню упорно называют комендантом? — подумал Тарас. — Сначала фрау Ева, теперь этот дьяк». Спорить он не стал. Может, так надо. Комендант значит начальник. В конце концов Фокин — единственный русский офицер на всю округу, хоть они и приехали сюда с другим заданием…
Тарас прижал бинокль к глазам и занялся изучением местности. К горизонту, поднимаясь все круче, уходили горы, покрытые лесами. Линия их была мягкая, округлая, словно сглаженная. То ли дело Карпаты, где им пришлось воевать. Вот где крутизна! Все вплоть до пушек солдаты втаскивали на себе, потому что лошади такой подъем одолеть не могли. А какие там ущелья, пропасти, сорвешься — и поминай как звали. Или снежные пики, врезающиеся в небо!.. Нет, здешние горы ни в какое сравнение с теми не шли. И название у них скучное — Шварцвальд, Черный лес.
Переведя взгляд пониже, Тарас увидел гостиницу. Даже вывеску, прибитую к воротам, рассмотрел. На желтом фоне черной краской готическим шрифтом выведено: «Приют охотников». Рядом с надписью изображена оленья голова с ветвистыми рогами. Интересно, водятся ли в лесах олени? Наверное, за войну всех перебили…
Двор отеля был пуст. Но вот с черного хода вышла женщина с ведрами в руках. Тарас уже видел ее. Это была кухарка, пожилая немка с узким лицом и впалой грудью. Из двери выглянула хозяйка. Фрау Ева очень симпатичная, а по сравнению с кухаркой просто красивая. Невысокая толстуха, ловкая в движениях, очень подвижная, она, казалось, умудрялась находиться сразу в нескольких местах. Прическа у фрау прилизанная, глаза навыкате — светло-голубые; губы бантиком придавали лицу капризное выражение, которое сразу же исчезало, стоило хозяйке улыбнуться.
Вскоре обе женщины скрылись в доме. На минуту показался бармен, длинный с маленькой головкой мужчина неопределенного возраста. Тарас его сразу невзлюбил. Бармен напоминал лакеев из фильмов про дореволюционную жизнь, угодливых и в то же время себе на уме.