Тарас собрался спросить Фокина, почему же именно им, русским, потомки не простят вырубки мачтового леса, принадлежащего немцам, но Саня уже спал. Широко раскинув руки, он лежал на спине и то сердито причмокивал губами, то улыбался. Он и во сне переживал дневные неприятности, а может, снилось что-то другое, родители, например. Те в каждом письме повторяли: все, кто остался в живых, возвратились домой, а сынок их единственный никак не может расстаться с проклятой неметчиной и утешить их на старости лет. Писали они и о «внучике», которого будут рады-радешеньки принять как родного.
Поговорить не удалось и утром. Фокин торопливо позавтракал, а когда Тарас заикнулся о том, что ему нужно держать военный совет, только замахал руками.
— Потерпи, дружище. Очень спешу. Надо собрать рабочих и объяснить как дважды два четыре, что они губят свое, кровное. Да и бургомистра предупрежу. Пусть не самовольничает!
Фокин убежал, даже не выпив кофе, чем очень огорчил фрау Еву. Стараясь угодить герр коменданту, она варила кофе из своих личных запасов и завтрак подавала сама, в то время как других обслуживали кухарка или бармен.
Тарасу показалось — это неспроста. Выслуживается. Вчерашнему эпизоду Ева придавала большое значение и конечно же гадала: сказал ли мальчишка отцу о случившемся или нет?
Убрав со стола, фрау Ева как бы между прочим спросила, чем намеревается сегодня заняться сын герр коменданта. Ей показалось, будто он интересуется книгами? Если так, она с радостью предлагает воспользоваться своей библиотекой, поэтому комнату наверху специально оставила открытой.
Тарас удивился; что это — хитрый ход, которым его намерены сбить с толку? Или все, что он надумал, ахинея чистейшей воды? Тогда и остальные наблюдения не более чем плод разыгравшегося от безделья воображения. А как же быть с Гансом Майером и его странными занятиями? Как расценивать его поиски?..
Мысль о поисках возникла ни с того ни с сего. Но как же он прежде не додумался? Ну конечно, Ганс что-то ищет. Причем действует по заранее обдуманному плану. Сперва методично обследовал подвал, выстукивая стены. Потом перенес внимание на сараи, перешел к гаражу на северную половину двора… Теперь Тарас знал точно: Ганс Майер занят поисками по определенной системе. Остается узнать, что же он ищет.
Затем мысли снова вернулись к хозяйке и альбому. Значит, вчерашний гнев Евы вызван лишь тем, что Тарас вел себя неприлично? Но фотография… Как быть с ней? Там определенно запечатлен Ганс. Тарас не мог ошибиться, особенно когда закрыл левую сторону лица и взглянул на ту, что не изуродована.
Это он. Несомненно он! Однако как объяснить надпись: «Милой Еве от любящего Курта»? Может, под прикрытием контузии хозяйка скрывает близкого человека, может быть, мужа. Глупость, зачем таиться? В лагерь для военнопленных калеку все равно не заберут…
Тарас был окончательно сбит с толку. Скорее всего, он ошибся, на фотографии не Ганс, а просто похожий на него человек. Следует еще раз проверить… Коли хозяйка разрешила беспрепятственно заходить в комнату, почему не воспользоваться моментом?
Тарас поднялся по скрипучей с темными дубовыми перилами лестнице и постучал в крайнюю дверь.
— Войдите, — раздался голос фрау Евы.
Увидев Тараса, она в восторге всплеснула руками. Как хорошо, что сын герр коменданта воспользовался ее приглашением. Она счастлива предложить ему книги. Здесь много писателей, получивших всемирное признание. Гете, Шиллер, Гейне… Несмотря на запреты наци, она сумела сохранить свою скромную библиотеку в неприкосновенности.
Краем глаза Тарас сразу увидел лежавший на бюро альбом. Если там действительно находилось что-то запретное, его полагалось бы убрать.
Открыв дверцу книжного шкафа, парень заинтересованно разглядывал корешки книг. Фрау Ева какое-то время стояла рядом, давая советы относительно очередности чтения. Потом извинилась и ушла, сообщив, что ей необходимо распорядиться по кухне.
Выждав, когда шаги хозяйки затихли на лестнице, Тарас бросился к альбому и, открыв застежку, лихорадочно перелистал. Сперва не обнаружил злополучной фотографии и с облегчением вздохнул: так он и предполагал… Но, перевернув несколько страниц, увидел тот снимок. Закрыл рукой левую половину лица — на сей раз сходство не показалось таким уж очевидным.
Выбрав книгу с картинками, юноша сунул ее под мышку и спустился к себе. Попытался читать, но из этой затеи ничего не вышло. Многие слова были незнакомы, а бесконечные артикли, опускаемые в немецкой разговорной речи, сбивали с толку. Отложив книгу, Тарас задумался.
В пятнадцать лет он, в силу обстоятельств, привык анализировать поведение окружающих взрослых. Полная опасностей жизнь разведчиков, когда постоянно приходилось решать задачи со многими неизвестными и по едва уловимым признакам делать точные выводы и обобщения, выработала в нем качества, не свойственные сверстникам, — приучила быть наблюдательным, вдумчивым. Недаром старший сержант Горшков после того, как Тарас внес как-то дельное предложение, сказал: «Ты, Поярков, становишься мудр, аки змий. Не отрок, а пророк!..»
Облокотившись о подоконник и глядя на унылый двор, Тарас продолжал раздумывать, пытаясь установить зависимость между различными эпизодами, которые последовательно разыгрались у него на глазах. Связь несомненно существовала. События шли своим чередом, нарастали, близились, по-видимому, к своему завершению. Неумение охватить все разом, сориентироваться в нагромождении множества мелких деталей угнетало. Не хватало жизненного опыта. Но если уж быть до конца честным, то и с Фокиным он не поделился до сих пор потому, что боялся насмешки. «Ну и что? — скажет Саня. — Подумаешь, страсти-мордасти. В Шерлока Холмса играешь?»
За воротами послышался стук колес. Тарас увидел въезжавшую во двор знакомую повозку Рыжухи и обрадовался. Наконец-то! Теперь уж он непременно расспросит девчонку обо всем. Гертруда должна многое знать.
Подождав, когда бидоны с молоком были выгружены и Рыжуха освободилась, Тарас подошел.
— Добрый день! Как цены на молоко? — спросил весело и улыбнулся. Рыжуха производила впечатление независимой, дерзкой. И в то же время вызывала жалость.
Она смерила Тараса насмешливым взглядом и ответила: цены на продукты прежние, сыну герр коменданта должно быть известно, что в Германии давно существует карточная система. Продукты строго нормированы, а покупать на черном рынке ее семье не по карману.
— Меня, между прочим, зовут Тарасом. А тебя Гертрудой?
— Откуда знаешь?
— Сорока на хвосте принесла, — усмехнулся он, но, заметив, что девчонка нахмурилась, пояснил: — Слышал, как фрау Ева окликала.
— Наблюдательный… Я на самом деле Гертруда Шлифке, племянница хозяйки отеля. Моя мать и гадина Ева — сестры. Только мы совсем бедные.
— Вот и хорошо!
— Дурак, что ж хорошего? — огрызнулась Гертруда. — Богатым быть — горя не знать…
— Теперь все, переменится, — горячо воскликнул Тарас. — В Германии, как и в Советском Союзе, власть будет принадлежать рабочим и крестьянам. А богатых побоку!
— Сказочки. Не бывать этому. Никто добром не станет делиться…
— А у них и спрашивать нечего. Землю, дома, заводы надо отобрать. Вам все народы помогут.
Рыжуха обидно хмыкнула, но больше не возражала.
— Хочешь покататься? — неожиданно предложила она. — Садись в повозку.
Тарас не заставил себя упрашивать.
— Только с ветерком, — попросил весело.
— Что есть с ветерком?
— Очень быстро. Шнель-шнель…
— Ладно. Так я тоже люблю.