– Чтобы ты знала: скоро убийца твоих детей будет наказан, можешь спать спокойно.
– Ну, хоть чем-то я могу тебе помочь?
– Да, – ответил он, после минуты раздумий. – Ты можешь приготовить все для казни на Черногорье.
И вот она уже стоит у ворот, сама не понимая как там оказалась, где нашла веревку и когда успела взять ключ. Раздается короткий и противный скрежет, после чего Мэри открывает ворота и поднимается вверх.
Дети всегда хотели поиграть на этом холме, а дед подкреплял в них интерес своими историями. Звучали они интересно, да вот только проблема в том, что каждый пишет историю по-своему, и они, когда слушали его, даже не представляли, сколько крови таится на обратной стороне этой медали.
Их интерес ко всему этому был предсказуем, хоть она старалась уберечь детей от тех реликвий... Но сын как-то умудрился найти книгу. Ее отец что специально положил ее на видное место?! Тогда почему дети ее нашли, а Мэри, которая убирала каждый сантиметр дома – нет? Может, это не он хорошо спрятал, а она плохо искала?
Когда женщина поднималась на висильницу, каменные ступени сменились деревянными. После стольких лет они оставались такими же крепкими и немыми, видимо, кровь омолаживала их как Элизабет Батори...
Почему ее отец не смог быть таким? Превратил свою слабость в зависимость от алкоголя и сигарет, ляпал языком направо и налево. Ей бы стоило съехать вместе с детьми. Да, быть матерью-одиночкой не просто, не просто поднимать детей и в то же время работать, но жить под одной крышей с человеком, который норовит найти их проклятию новых жертв еще сложнее.
Став на табуретку она завязывает узел на перекладине, при этом стирая ладони в кровь. Пусть верёвка держится крепко, чтобы ни один оборотень не упал раньше времени, пусть она будет длинной, чтоб лапы Зверя дергались за миллиметр от земли и не могли дотянуться, пусть извивается вокруг его шеи, создавая все новые и новые петли, сжимаясь, как удав.
Сэм и Пэт любили ходить в зоопарк, любили играть с однолетками и слегка недолюбливали школу. Они были обычными детьми и могли бы вырасти нормальными людьми, если бы дед не забивал им голову сказками или... если бы она их уберегла?
После стольких лет войны с ними, после часов тренировок и оттачивания мастерства... не суметь выследить Зверя, одного единственного Зверя.. не услышать, как он бродит по дому, не услышать, как дети кричат и зовут о помощи, даже если не зовут почувствовать это... И как только шум в детской смог разбудить ее, Мэри, дуру которая проспала смерть собственных детей? Она просто не могла поверить, что у кого-то поднимется рука на этих ангелов, и сейчас не может.
Пальцы начали вязать петлю. Большая или маленькая – не важно. Главное что она затянется на шее оборотня, и не один облик не спасёт его от этого.
А если волк выпустит когти? О нет, Карл точно вырвет их, он ведь был мастером пыток... Он не Мэри, он вырвет когти и свяжет лапы, отрубит хвост и выбьет зубы... У него остатки охотников выйдет защитить лучше чем у нее детей.
Руки отпускают петлю и оставляют ее болтаться на ветру.
И вдруг, когда ноги уже собирались шагнуть с табуретки, она услышала скулеж, словно скулит щенок.
– Мам, пап, почему вы не отвечаете мне? Вас что наказали? И меня тоже будут наказывать? – Слова тридцатилетней давности.
Это был один из тех случаев, когда они поймали семейку оборотней: отец, мать и семилетняя дочь. Обычно, у детей такого возраста, если они рождались в стае (поскольку родители были оборотнями, в этом не оставалось сомнений) уже была метка, означавшая первую удачную охоту и убийство, но у неё нет. Та женщина тогда была чем-то похожа на Мэри сейчас: она старалась растить дочь в тайне от сородичей, да и в целом семья никого не убивала, а поймали их когда малышка случайно разбила бокал с узором, нарисованными серебряной краской.
Тогда ей ничего не помешало отпустить этот рычаг, так что мешало Зверю убить невинного мальчика, или двух?
Она отказывалась верить своим мыслям, хотя в душе понимала, что это правда. Тело и голова словно начали жить отдельными жизнями, поссорились друг с другом как она с той Мэри, которая тогда была на войне и убивала всех, кого ее просили.
– Меня наказывают? В чем я виновата?
Эта девочка стояла на одной табуретке с Мэри, пытаясь не упасть с нее. Она словно говорила "подвинься, это мое место".
– Нет, дитя, ты не в чем ни виновна, иди.
– Мама и папа говорили, за все нужно отвечать.
– Тебе не нужно... иди... иди… иди...
Последнее слово Мэри повторила чуть ли не сто раз, но девочка продолжала стоять на стуле и смотреть на нее.