Я постучала в дверь с табличкой «Профессор Д’Оливейра» и услышала отрывистое «Войдите».
Маленькая старая дама (так называла себя сама Дороти Д’Оливейра) оторвала взгляд от документа на столе и приподняла брови:
– Агата? Я не ждала тебя сегодня…
От удивления её карибский акцент всегда делается чуть заметнее. И это единственный признак, хоть сколько-нибудь выдающий её эмоции.
Я кивнула:
– Знаю. Но я надеялась поговорить с вами.
Просто странно, насколько неувереннее я вдруг стала, оказавшись лицом к лицу с профессором! Для такого миниатюрного существа она на удивление внушительна, и очень трудно не нервничать.
– Садись. – Она указала мне на одно из деревянных кресел перед её письменным столом, и я послушно уселась.
– Спасибо… я просто… – я замялась.
– Ты гадала, когда мы наконец поручим тебе долгожданное «первое дело»? – закончила она за меня.
Я кивнула.
– Просто… у меня такое ощущение… – Я набрала в грудь побольше воздуха. – Я уже дважды спасала Лондон, а вы всё ещё никак не доверите мне собственное дело.
Прозвучало это слегка по-детски, но я хотя бы высказалась.
Профессор внимательно посмотрела на меня. Я не могла расшифровать выражение её лица, поэтому уставилась себе на руки. Фиолетовый лак на ногтях облупился, пора обновить. Наконец профессор откинулась на спинку обитого зелёной кожей кресла и сложила руки на коленях:
– Агата, ты ещё очень мала…
– Но я уже не раз доказывала…
Она предостерегающе подняла руку:
– Не перебивай, пожалуйста. Я хотела сказать, что, несмотря на твою юность и относительную неопытность, мне предложили использовать твою помощь в деле, которое я только что получила. Нам сейчас не хватает агентов.
Пожалуйста, пожалуйста, не говорите, что я сама всё испортила своим нытьём, как избалованная капризуля!
– Правда?! – спросила я, затаив дыхание.
Она кивнула:
– Я бы привлекла к расследованию Софию Солоков, но заболела одна наша сотрудница, и Софии придётся взять её дела. Поэтому заняться этим она не сможет. – Профессор взглянула на часы. – Твоего нового напарника сейчас здесь нет. Приходи завтра утром в девять тридцать, я вас познакомлю.
Новый напарник?! От потрясения я заморгала, смахивая слёзы.
– Н-напарник? – пролепетала я. – Я не предполагала, что мне придётся работать с кем-то ещё…
– Именно это я и имела в виду, говоря о твоей юности и неопытности. Тебе будет крайне полезно научиться работать в команде.
Я покраснела.
– Ну, хорошо. Да, я понимаю… – И уже начала было подниматься, как вспомнила про маму – она ведь тоже была агентом Гильдии. И я знала: она погибла вовсе не от столкновения её велосипеда с машиной, как сказала полиция нам с папой семь лет назад. – Профессор?
Она уже снова уткнулась в документ.
– М-м-м?
– А вы больше ничего не слышали о… о том, кто взял мамин архив?
Она подняла голову:
– Нет, Агата, не слышала. Я очень надеялась, что к этому времени у нас уже будут хоть какие-то ответы. Неприятно осознавать, что Гильдия настолько уязвима, что может пропасть целое личное дело. И очень неприятно, что не можешь доверять своим же людям… – Она резко оборвала фразу, как будто поняла, что сказала лишнее. – Но над поисками пропавшего архива твоей матери работают лучшие агенты. Обещаю, как только мы получим хоть какую-то информацию, ты будешь среди первых, кто об этом услышит.
– Спасибо, – сказала я. – Всего хорошего, профессор.
– Всего хорошего, Агата. Значит, завтра в девять тридцать.
– Да, до завтра.
Я вышла из отсека с кабинетами в главный коридор, откуда можно попасть в любую часть Лондона. Я глянула на часы. Всего без четверти пять. Вчера я не попала на тренировку по кунг-фу и решила сейчас зайти в додзё – зал, где я учусь под руководством моего сифу (господин учитель), мистера Чжана.
Отсюда до Сохо совсем недалеко, и я припустила бегом по туннелям – отчасти для разогрева перед тренировкой, а отчасти ради данного папе обещания. На бегу я вспоминала тот день, когда меня приняли в Гильдию и я узнала, что личное дело мамы пропало из архивов. Я верила, что, узнав, какие дела она расследовала, наконец получу хоть какие-то ответы – но без личного дела вся эта информация была утеряна…
Я вытерла выступившие на глазах злые слёзы и постаралась выровнять дыхание, черпая силу в мерно работающих лёгких и сердце. «Я выясню! Выясню!» – думала я в такт стуку подошв по полу.