В фондах Музея Арктики и Антарктики в Ленинграде, откуда мне коротко сообщили, что «музей не располагает сведениями о личной жизни В. И. Альбанова», среди многочисленных его документов хранятся две его фотографии: «В. И. Альбанов в возрасте восьми лет с сестрой», «Альбанов-гимназист с сестрой». Значит, у него была сестра. Но тогда где воспитывалась она? У других родственников или вместе с братом приехала в Уфу? Была она старше брата или моложе?
Как попали эти фотографии в музей, как, впрочем, и все другие документы Альбанова: книжка для внесения сведений о службе на морских судах в судоводительских званиях, книжка члена Всероссийского союза моряков и речников торгового флота, другие документы? Кто-то же передал их туда. Но кто? Кто случайно оказался рядом с ним в день смерти? Сослуживцы, родственники? Александр Конрад? По возможности надо будет их тщательно изучить.
Конрад… Вот кто мог бы, наверное, рассказать о нем больше, чем кто-либо. Но Александр Эдуардович Конрад умер в 1940 году. Говорят, в Музей Арктики и Антарктики как-то заходила его дочь, но в музее мне так и не смогли найти ее адреса.
Человек, помоги себе сам!
И снова он передо мной — смутный и уплывающий образ: то гимназист, тихий, застенчивый, хотя, скорее всего, он не был ни тихим, ни застенчивым, то такой, каким мы видим его на фотографиях последних лет.
Стараюсь быть беспристрастным. И все думаю о том, что было бы со «Св. Анной» и ее экипажем, если бы он не ушел с нее. Не стал ли этот уход для «Св. Анны» той трагической гранью между жизнью и смертью, после которой оставшиеся на ней пали духом, лишившись единственного реального руководителя, способного вывести их из критического положения? Имел ли он моральное право уходить с судна? Может быть, «Св. Анна», подобно «Фраму», рано или поздно сама освободилась бы изо льдов?
Имел право.
Стараюсь быть беспристрастным. И опять думаю об этом. И опять — все-таки имел. У Альбанова из-за ссоры с Брусиловым уже давно не было на судне не только решающего, но даже совещательного голоса, тем более что экспедиция была финансирована дядей Брусилова и Альбанов служил в ней лишь по найму.
Да, может быть, все изменилось бы в дальнейшем, в какой-то критической ситуации, — это не исключено, — экипаж полностью мог бы встать на сторону Альбанова, но тогда все равно было бы уже поздно. Единственный шанс на спасение, единственная находящаяся в относительной близости суша — Земля Франца-Иосифа — к тому времени уже давно осталась бы позади, а «Св. Анне» в ближайшем будущем не было суждено самостоятельно вырваться изо льдов. Это Альбанов знал твердо. Это — во-первых.
А во-вторых, если «Фрам» придрейфовал к омывающему западные берега Шпицбергена и проникающему дальше на Север теплому течению в самое благоприятное время года — в июле, то «Св. Анне», если бы ее миновала судьба быть раздавленной, предстояло там быть только в ноябре — декабре, когда кромка льдов находится гораздо южнее. Возможность освобождения ее ото льдов откладывалась бы до лета 1915 года у берегов Гренландии, в местах, даже летом далеко не благоприятных для судоходства.
Альбанов это знал, тем не менее не хотел отбирать у верящих в такое спасение надежды на счастливый случай и своим уходом с судна увеличивал их шансы на этот случай. Кроме того, что оставшимся хватало продовольствия и топлива еще на полгода, у них появлялась дополнительная надежда, что ушедшие на землю рано или поздно сообщат там о них, и к ним придет помощь.
Впрочем, обратимся к его «Запискам…»: «…в январе 1914 года, становилось почти очевидным, что нам нечего рассчитывать на освобождение судна от ледяных оков в этом году: дрейф наш обещал затянуться в самом лучшем случае до осени 1915 года, т. е. месяцев на двадцать, двадцать два. И это при самых благоприятных условиях. Таким образом, если бы мы все оставались на судне, то в январе 1915 года у нас должен быть уже голод в буквальном смысле слова. Голод среди полярной ночи, т. е. в такое время, когда не может быть даже и надежды на охоту, когда замирает всякая жизнь в безбрежной дрейфующей пустыне.
С другой стороны, если бы в апреле месяце наступившего 1914 года половина всего экипажа «Св. Анны» решилась уйти с судна, чтобы в самое благоприятное для похода и охоты время достигнуть земли, и даже бы взяла с собой при этом на два месяца самой необходимой провизии, главным образом сухарей, то для другой половины экипажа, оставшейся на судне, провизии должно было хватить уже до октября месяца 1915 года. А в это время мы тогда считали уже возможным освобождение судна от ледяных оков где-нибудь между Гренландией и Шпицбергеном».