Я уехал следующим поездом. В Бремене я сразу отправился на верфь. Лодка стояла у причальной стенки, ошвартованная к понтону. С высоты набережной она выглядела крохотной.
Я спустился в корпус лодки, чтобы представиться командиру. Он принял меня в своей каюте. Коренастый, жилистый офицер с жестким лицом, как бы изваянным острым резцом.
— Лейтенант флота Прин. Представляюсь по случаю назначения на U-26.
Он встал и подал мне руку.
— Вот Вы какой. Я уже знаю о Вашем назначении. Пока здесь для Вас нет никакого дела. Не хотите ли обратиться с просьбой о дополнительном отпуске?
Я сразу оценил ситуацию и энергично ответил:
— Так точно, господин капитан-лейтенант!
— Хорошо. Тогда отправляетесь, предварительно на неделю.
Я поблагодарил и, окрыленный, удалился.
Мне вспомнилось недавнее прошлое. Когда я был последний раз дома, мне встретился знакомый фенрих.[90] Во время нашего разговора он показал мне групповую фотографию своих друзей на Новогоднем вечере.
Среди всех лиц одно мне сразу бросилось в глаза: белокурая девушка из сада в Плауене, девушка, которой я подарил розы и поцелуй. Это было незабываемо!
Я попросил тогда у фенриха ее адрес, и написал ей.
Вскоре пришел ответ. Она благодарила меня за мое письмо и находила его очень забавным: ведь в Плауене она никогда не была… Все же спустя полгода она стала моей женой. И я никогда не раскаивался в путанице, которая нас сблизила…
Отпуск к жене закончился быстро. Через три дня я был отозван по телеграфу.
— Мы следуем в Испанию, — сказал мне командир по прибытии. — Для защиты германских интересов. — Его лицо сияло.
Лодка поспешно готовилась к боевому походу. Принималось горючее, одновременно загружались продовольствие и боеприпасы. Уже на следующий день мы вышли в море.
Мы думали, что напряженность в этой стране быстро разрядится. Однако это было только предгрозьем, которое вскоре разразилось грозой…
В канале мы провели испытательное погружение. Я находился в центральном посту. Отсеки поочередно доложили о готовности к погружению. Затем были поданы команды «Принять главный балласт!» и «Убрать пузырь из цистерн!»
При дифференте на корму раздался крик из носового отсека: «Торпеда, торпеда!» Я бросился туда.
Одна из торпед выскользнула из аппарата, и ее хвостовая часть торчала наружу. Четверо членов экипажа, пыхтя от натуги, удерживали ее от дальнейшего соскальзывания назад.
Было видно, что долго они не выдержат. Шаг за шагом торпеда смещалась в корму. И если лодка наклонится на корму хотя бы еще немного, то торпеда неминуемо выпадет из аппарата, покалечит людей, а в случае взрыва — развалит лодку.
В два прыжка я снова оказался в центральном.
— Одерживать дифферент! Торпеда пошла назад! — крикнул я старшему инженер-механику.
Тут же завращались оба штурвала управления горизонтальными рулями. Я же снова помчался вперед и присоединился к тем четверым. Лодка медленно выравнивалась на киле, и так же медленно мы возвращали торпеду назад, в торпедный аппарат. До тех пор, пока, наконец, задняя крышка за ней не закрылась на кремальеру.
— Как это произошло? — набросился я на унтер-офицера-механика.
Он стоял передо мной, потея и дрожа всем телом, жилы на его лбу вздулись от напряжения.
— Не знаю, — прерывисто дышал он. — Я обслуживал торпеду, и провернул машину, и тут заклинило крепежный болт.
— Значит Вы поспешили доложить о готовности к погружению!
— Так точно, — ответил он вполголоса.
Когда я доложил командиру, он вызвал виновника и тоже разнес его в пух и прах. Однако за завтраком в кают-компании произнес спокойно, как бы непричастно:
— Ну вот, был бы несчастный случай на производстве, и подводная лодка не нуждалась бы более в пенсионном страховании по старости.
В этом походе были и другие инциденты…
В Бискайском заливе мы попали в шторм, самый тяжелый из тех, что мне пришлось когда-либо испытать. Когда я в тяжелой штормовой одежде, неуклюжий, как бродячий платяной шкаф, поднялся на свою вахту на мостик, небо было слоисто-серое, а море чернильно-темное. Лодка, гремя дизелями, разрезает волны, и дождь хлещет по нашим лицам. Время от времени мы до плеч погружаемся в набегающую волну.
Но это было только началом. Темные волны становятся все могущественнее и круче. Они накатываются на нос лодки и с грохотом опрокидываются на корпус.
Бинокли мы передали вниз, а сами закрепились с помощью привязных ремней. Только командир остался непристегнутым. Он стоит на мостике впереди, судорожно сжимая перила руками и набычившись, встречает волну. Чтобы с каждой волной масса воды не попадала в лодку, верхний рубочный люк задраили.