«Барьер Черчилля» через Кирк-Саунд, построенный итальянскими военнопленными.
Эндрасс отодвинулся от Прина, чтобы не стоять на его пути. Цепляясь за обледеневшее ограждение мостика, фон Фарендорф увидел темнеющую громаду затопленного парохода, лежавшего слева. Тот мчался навстречу, несомненно, пытаясь их сокрушить. Он абсолютно не боялся смерти, поскольку в глубине души был уверен, что в эту операцию его время еще не подошло. Его боевой задор, напротив, заставлял опасаться, что приключение может закончиться здесь, у этого ржавого корыта. Он приоткрыл рот в усмешке, услышав, как командир бросает отрывистые приказания. Остов затопленного судна замедлил свой бег, остановившись буквально в нескольких метрах. Вахтенному офицеру стало ясно, что U-47 победила течение и покатилась вправо.
Шмидт на штурвале с вымученной улыбкой худо ли бедно удерживал корабль на курсе, раскачиваясь, как пьяный. Молниеносными и профессиональными действиями он сумел обойти препятствие, не задев его.
Однако опасность далеко не миновала. Буквально в следующее мгновение лодка чудом не оказалась на мели у близлежащего берега Мейнленда, возвышавшегося по носу.
— Лево на борт!
Шмидт мгновенно отработал штурвалом.
— Курс 220! — продолжал Прин уже своим обычным голосом.
Скалы Мейнленда простирались с носа по правому борту и дальше в корму. Без труда U-47 достигла середины пролива Кирк-Саунд. Тот расширился, и течение заметно ослабло.
Главное препятствие было преодолено. Оставались мины, которые возможно преграждали вход в Скапа-Флоу между мысом Скейлдакой на Мейнленде и островом Глимс-Хольм. Прин вспомнил о конце UB-116 на минном поле в Хокса-Саунд в 1918-м. И решил обойти Мейнленд — оставалась надежда, что взрывные устройства были обезврежены течением, подвергавшим тяжелому испытанию их минрепы. Кроме того, эффективность британских мин имела устойчиво низкую репутацию.
Эндрасс развернулся к Прину и увидел, что тот спокойно изучает в бинокль деревушку Сент-Мэри, мирно почивавшую на берегу небольшой бухточки Эйри.
— Сияние, которое мы так сильно проклинали, нам просто бог послал. Интересно, как бы мы вышли из положения в полной темноте? — обратился он к командиру.
— Не уверен, но его яркость может оказаться помехой на заключительной стадии операции, ради которой мы здесь. Полярное сияние все больше и больше усиливается, — заметил Прин, поднимая глаза к небу.
— А вы не думаете, что это поможет нам обнаружить цели и лучше прицелиться, герр капитан-лейтенант? — рискнул вставить фон Фарендорф.
Прин многозначительно улыбнулся, оставив фразу без ответа. Решительно, боевой дух его вахтенного офицера находился на высоте. Он повернул голову вправо, посмотрел на землю и решил, что они слишком близко подошли к берегу:
— Лево руля! Шпар, не включать эхолот!
Он заметил, что Эндрасс пристально вглядывается в поверхность моря прямо по курсу. Он также думал о минах. Если здесь минное поле, то U-47 в него заходит. Критическая дистанция, которую предстояло преодолеть, составляла 500–600 метров.
«Нет, мы не можем взорваться так близко от своей цели», — убежденно повторял про себя Прин.
— Право на борт! — скомандовал он чуть охрипшим голосом.
Лодка вновь легла на курс, параллельный берегу. Прин верил в свою счастливую звезду, но, тем не менее, никогда еще не чувствовал такого напряжения, когда с каждым оборотом винта ему становилось чуть легче.
По правому борту в дистанции 500–600 м вдоль прибрежной дороги вытянулись домишки деревни Сент-Мэри. В закрытых окнах не было видно ни огонька, а пустынные улицы были погружены в кромешную тьму. Вдруг фон Фарендорф воскликнул шепотом: — «Велосипедист!»
Глаза стоявших на мостике сопровождали движения человека, мирно крутившего педали. Не собирается ли он оглядеться вокруг? Проследовав направо, он исчез в переулке меж двух зданий, не подозревая о том, как близко находилась немецкая подлодка.
Не было времени даже перевести дух. Вскоре легкий шум заставил всех навострить уши. Звук усиливался, пока не стал отчетливо слышен на фоне моря и гула электромоторов. Он шел с берега, и внезапно два луча света пронизали темноту.
— Господи, автомобиль! Мы должны были это предвидеть, — простонал фон Фарендорф.