В течение нескольких лет молодой исследователь объезжал прилегающие к Зайсану и Тарбагатаю районы Джунгарии, тщательно слушая и записывая все, что так или иначе касалось «дикого человека». Сначала он, конечно, полагал, что «дикий человек» — миф, затем оказалось, что «его видели, его ловили, он оставлял следы на песке, распространял запах, кричал, сопротивлялся, жил на привязи некоторое время». От представления о мифичности «дикого человека» пришлось вскоре отказаться. Существо это для самих казахов, имеющих сведения о нем, говорит Хахлов, представляет загадку, по совсем другого рода. Все они обращались к нему, как к человеку сведущему, с просьбой сказать им, что это за создание — человек ли, зверь ли, правильнее ли считать его зверем, напоминающим человека, или человеком, похожим на зверя? «Мое положение, говорит Хахлов, было не из завидных, так как лично я не видел этого существа, мог судить о нем лишь по рассказам, и был, пожалуй, в большем недоумении чем они, ибо сомневался в существовании „дикого человека“, тогда как они были уверены, что он есть и живет где-то на юге, там, где встречаются бывшие долгое время загадочными дикие лошади и дикие верблюды». Почти при каждой попытке уточнить место обитания этого «дикого человека» Хахлов наталкивался на сопоставление с местом обитания указанных животных. Затем Хихлову удалось найти среди казахов и двух очевидцев, которым случалось увидеть «дикого человека», в Центральной Азии, куда они ездили к родственникам. Один ежедневно на протяжении нескольких месяцев наблюдал пленную самку «дикого человека» на привязи, другой участвовал в поимке самца. Оба они видели «дикого человека» в разных местах и ничего не знали друг о друге. Удалось разыскать также охотников и пастухов, поведавших о своих беглых наблюдениях. Детальный опрос их зоологом дал ценные и убедительные научные результаты.
Один очевидец, за год до опроса находясь в горах Ирень-Кабырга, однажды вместе с местным табунщиком пас ночью лошадей. На рассвете они заметили какого-то человека и, заподозрив в нем конокрада, быстро вскочили в седла, захватив длинные палки с волосяными петлями на концах, которыми арканят лошадей. Так как «человек» бежал неуклюже, им удалось набросить на него две петли и задержать. При этом он кричал, вернее, визжал («как заяц»). Разглядев пойманного, табунщик объяснил приезжему, что это «дикий человек» — безобидное существо, никакого ущерба людям не причиняющее, и его следует отпустить. Отпустив «дикого человека», оба казаха последовали за ним и обнаружили место, куда он скрылся: углубление под нависшей скалой, где было набросано довольно много сухих стеблей и высокой травы (курая).
В заявлении В. А. Хахлова в Академию наук в 1914 г. был описан, видимо, другой случай поимки «дикого человека»; здесь ряд подробностей отличается. Сначала приводится запись рассказа одного из двенадцати табунщиков, который, оставшись ночью один при костре, был перепуган до обморока появившимся голым человеком. Приводимая далее запись слов его товарища гласит, что, прибежав на крик, остальные могли только уразуметь, что в камышах скрылся какой-то человек, и, растянув веревку вокруг камышей, сидя на лошадях, стали загонять, скоро кто-то сильно дернул веревку в руках рассказчика, он чуть не упал с лошади, но подоспевшие остальные киргизы набросили веревку на шею и вытащили из камышей голого обросшего полосами человека. Связавши ему руки назад, полагая, очевидно, что он конокрад, его стали бить нагайками, добиваясь от него, кто он, но истязание не помогло — он только кричал как заяц. Лишь наутро пришедший старик объяснил табунщикам, что это «дикий человек» и говорить не может. Однако дальнейшее описание пойманного совпадает с данными о том самце, поимка которого описана выше.
Другой очевидец, разысканный В. А. Хахловым, несколько месяцев наблюдал «дикого человека» в районе реки Манас, или Дамь, впрочем в письме к П. П. Сушкину (1914) В. А. Хахлов пояснял, что это скорее направление, откуда идут сведения, а рассказы очевидцев более точно могут быть приурочены к берегам озера Аир-нор или Таш-нор, и урочищу Торгоут-уткуль. Объект наблюдения на этот раз — существо женского пола, жившее прикованным на цепи на какой-то небольшой мельнице, пока, наконец, не было отпущено на волю. Это существо очень редко подавало голос и было тихим и молчаливым. Только при приближении к нему оно скалило зубы и издавало визг. Лежало и спало оно очень своеобразно — «как верблюд» по выражению рассказчика, а именно на подогнутых под себя коленях и локтях, немного расставленных, положив голову лбом на землю, причем кисти рук располагались на затылке (в этой позе подчас спят маленькие дети, имеются сведения, что так спят тибетцы). Очевидно, именно таким положением во время сна на каменистой почве объясняется, что у данного экземпляра на локтях, коленях и лбу кожа была грубая «как подошва у верблюда». Из предлагаемой ей пищи пленная самка «дикого человека» ела только сырое мясо, некоторые овощи и зерно, причем последним главным образом ее и кормили. К вареному мясу не прикасалась, к хлебным лепешкам начала привыкать позднее. Иногда схватывала и ела появлявшихся поблизости насекомые. Пила или припав к воде, («как лошадь»), или макая руку и слизывая стекающую воду. Когда невольницу отпустили на свободу, она, неуклюже переступая, болтая длинными руками, убежала в камыши, где и скрылась.