Следует тут же отметить, что идея эта родилась не только у меня, но почти одновременно со мной у нескольких авторов — настолько она была внутренне необходима, оправдана имеющимися материалами. Проф. В. А. Хахлов (Москва), едва наша печать стала широко информировать общественность о гималайско-памирском «снежном человеке», выдвинул положение, что тянь-шаньский «дикий человек» («ксы-гыик»), которым он занимался в 1907–1914 гг., является несомненным аналогом этого ныне привлекшего внимание «снежного человека». В дальнейшем В. А. Хахлов развил гипотезу о вероятных периодических, может быть сезонных, миграциях этих существ от Тянь-Шаня до Гималаев, а также о предполагаемом им постепенном сдвижении основной популяции из северных нагорий и хребтов Центральной Азии все более на юг, в частности, в Тибет, т. е. опять-таки в сторону Гималаев.
Точно так же и проф. д-р Ринчен (Улан-Батор) пришел к мнению, что монгольский «алмас» (он же — «хун-гурэсу») является не чем иным, как «монгольским близким родичем „снежного человека“». В глазах этого видного монголоведа обнаружение в Гималаях признаков обитания человекоподобного дикого существа явилось хоть и отдаленным, но блестящим подтверждением выводов его учителя проф. д-ра Жамцарано о реальном обитании в Гоби такого же реликтового животного.
В известной степени независимо от всех названных авторов и антрополог д-р Е. Влчек (Прага), занимавшийся сначала вопросом о реконструкции формы черепа гималайского «снежного человека».
Достойно удивления размышление французского антрополога проф. А. Валлуа по данному вопросу. Ему известно только, что советские и монгольские ученые констатировали наличие в Монголии данных, аналогичных «классическим» сведениям из Гималаев. «Но, — пишет он, — вместе того, чтобы разрешить проблему, это расширение только усложнило её, ибо ничто не доказывает, что алмас и йе-ти представляют то же самое. И в особенности представляется удивительным один факт: если уж есть в Центральной Азии область, где следовало бы ожидать встреч с йе-ти, то это северные склоны Гималаев и собственно Тибет… Однако, когда мы переходим из Гималаев в Тибет, рассказы неожиданно прерываются и появляются снова лишь через тысячу с лишним км далее, в Монголии! Такая лакуна поистине курьезна».
В действительности же курьезно только незнакомство автора с обильными материалами, относящимися к Тибету, Синьцзяну, Цинхаю, Ганьсу и другим областям Центральной Азии (см. гл. 3, 4, 6).
Дальнейшие исследования показали, что монгольский термин «алмас», видимо, принесен в Монголию с Алтая. Алтай (и его продолжение — Монгольский Алтай) и связанные с ним Саянские горы показались на время таким же естественным рубежом ареала «снежного человека» на севере, как Гималаи — на юге. Пространство же между ними, пересеченное хребтами, нагорьями, пустынями, очевидно, надлежит рассматривать не как область сплошного распространения этого вида, но и не как территорию недоступную для перекочевок и расселений. Так решился вопрос об опорных точках определения ареала «снежного человека» в меридиальном направлении.
Далее, две мощные горные системы — Тянь-шаньская и Памиро-Алайская — очертили контуры ареала с запада, в то же время связывая непрерывными цепями гор северную, алтайско-саянскую границу ареала с южной, гималайской. Тем самым оказалось, что ареал «снежного человека» охватывает не только Центральную Азию, но и значительную часть Средней Азии.
Гораздо труднее было определить хотя бы приблизительно границы ареала в северо-восточном, восточном и юго-восточном направлении. Он словно не имеет здесь ясных контуров, растекаясь по отдельным хребтам и горным системам. Достаточно упомянуть, что в настоящее время есть редкие сведения о подобных человекообразных существах, относящийся к Уралу, Забайкалью, некоторым хребтам Якутии, Большому и Малому Хингану, затем, южнее, к хребтам Циньлин-Шань, Сычуанским Альпам.