Было тепло и тихо. Изредка звезда прочерчивала небосвод. Под ногами шуршала трава, пахло сеном, болотом, грибами. Изредка вскрикивал филин. Ночь казалась зримой, живой. Показалось кладбище. У старой часовни стояла группа темных фигур.
Струмс со спутниками подошел поближе. Одна из фигур выступила вперед. Петухова узнала в ней старика Асмодея. Он молча глядел на вновь прибывших, потом повернулся к своим.
— Итак, они пришли, — громко произнес колдун, — и требуют, чтобы мы показали им великое воскрешение.
— Кто они такие, чтобы требовать? — спросил глухой голос из толпы.
— У них есть право, — сказал колдун.
— Ни один из непосвященных не присутствовал на великом воскрешении.
— Это правда, — подтвердил Асмодей.
— Так почему же эти…
— Повторяю, у них есть право.
Голос умолк.
— Итак, братья и сестры, приступим.
Небо, еще несколько минут назад бывшее чистым, наглухо затянулось тучами. И хотя было полнолуние, ни один лучик лунного света не проникал на землю. Все молчали, тишина стояла полная.
И тут над головами появился синий огонек, за ним другой, третий… Разноцветные огоньки заметались над кладбищенскими руинами. Потом на земле загорелся костер, несколько других вспыхнуло поодаль.
Костры как-то очень быстро прогорели, и на их месте остались только малиновые угли. Они ярко тлели в ночи, словно чьи-то нечеловеческие глаза, и вдруг превратились в зеленые столбы света.
Вперед вышел Асмодей.
— Нужна жертва! — громко произнес он.
— Жертву! Жертву! — завизжали, захохотали, заскрежетали кругом.
Красивая нагая женщина, в которой Петухова узнала Верку, вывела за руку ребенка. Голову его покрывал черный платок так, что лица не видно.
Валентина Сергеевна рванулась к ребенку, но Струмс крепко схватил ее за руку.
— Тише, тише, — зашипел он.
— Но ведь они хотят его убить.
— Это всего лишь призрак, — зашептал Струмс, — успокойтесь.
— Нужен палач! — прокричал Асмодей.
— Я! Я! — завизжали голоса.
Колдун медленно обходил присутствующих, вглядываясь в лицо каждого. Света на кладбище теперь было достаточно, и Петухова хорошо видела рожи этой странной компании.
Среди них она узнала Глафиру и старуху. Старик между тем приближался к Валентине Сергеевне. Она похолодела.
— Ты! — ткнул в нее пальцем, в другой руке у него была обнаженная сабля. Он протянул ее Петуховой. Та невольно отпрянула.
— Я сказал — ты!
— Нет! Нет! — Валентина Сергеевна дрожала как осиновый лист.
— Позвольте это сделать мне, — выступил вперед Струмс, и Валентина Сергеевна впервые почувствовала к этому человеку неприязнь.
— Тебе нельзя! Ты не наш.
— Значит, не хочешь! — Старик насмешливо взглянул на Петухову. — Ну, тогда это сделаю я. — Он подскочил к одиноко стоявшему ребенку и одним махом отсек ему голову. Раздался взрыв дикого визга. Нечисть приветствовала своего повелителя.
Валентине Сергеевне сделалось дурно, и она зашаталась. Однако Струмс и Коля с обеих сторон поддержали ее.
Асмодей высоко поднял отрубленную голову. Лицо жертвы было искажено, кровь стекала из перерубленного горла, но Валентина Сергеевна узнала лицо. Оно не раз за последние дни являлось к ней. Дико вскрикнув, она рванулась вперед. В эту минуту раздался нечеловеческий хохот, и Петухова увидела, что вместо головы ребенка Асмодей держит в руках козлиную голову. Она перевела взгляд на обезглавленный труп, но вместо него увидела разрубленную тушу животного.
— Жертва принесена! — завопила нечисть. На кладбище началось движение. Слышались шорох осыпающейся земли, потрескивание гнилого дерева гробов. Из могил вставали мертвецы. Как огромные черные куклы, нелепо ковыляли они среди надгробий. Лохмотья свисали с полуразложившихся тел, душный запах тления наполнил все кругом. Мертвецы приближались все ближе и ближе. Вынести этого Петухова не смогла, силы оставили ее, все поплыло перед глазами, и она потеряла сознание.
Очнулась она в незнакомой комнате. Было тихо, светло, у оконного стекла жужжала муха. Где она?
Осмотревшись, Валентина Сергеевна поняла, что находится в доме у колдуна. На этой кушетке она уже ночевала однажды.
Откуда-то слышались приглушенные голоса. Она осторожно пошла на них.
В знакомой горнице за столом сидели Струмс и Асмодей. Они о чем-то беседовали.
Увидев Петухову, Струмс приветливо улыбнулся, а Асмодей радостно воскликнул:
— А, голубка наша пожаловала! Ну, как спалось? Не выдержала вчерашнего-то. Бывает… Правильно говорила Глафира — ну какая из тебя ведьма? Снимаю с тебя заклятие, да, собственно, ты сама его с себя сняла. Не стала рубить младенца…
При упоминании о вчерашнем Петухова вздрогнула.
— Теперь можешь отправляться домой, — продолжал колдун, — никто тебя больше не потревожит.
Петухова взглянула на профессора — тот утвердительно кивнул головой.
— Ну что ж, — сказал Струмс, — первую часть нашего условия вы выполнили. А что касается второй…
— Вам нужен кадавр. — Асмодей усмехнулся. — Он тут, недалеко. Если хотите, можете посмотреть. Это лучшее, что у меня есть. Не какой-нибудь завалящий… Сам майор Кокуев собственной персоной. Личность небезызвестная, сочинитель, поэт… Пойдемте.
Струмс встал.
— А ты не желаешь полюбопытствовать? — обратился Асмодей к Петуховой.
Та отрицательно покачала головой — хватит с нее ужасов.
— Ну, как знаешь.
Она долго сидела в одиночестве и размышляла. Наконец послышались голоса. В комнату вошли Струмс и колдун: Судя по всему, профессор был очень доволен.
— С мертвецом в одной машине я не поеду, — твердо заявила Петухова. Лучше пойду пешком. Профессор замялся:
— Действительно… Валентина Сергеевна и так перенесла достаточно. Может быть, мы сначала отвезем ее, а завтра вернемся за вашим Кокуевым?
— Как хотите, дело хозяйское…
— Скажите, — обратилась Петухова к старику, — мне было отпущено тринадцать дней, сегодня последний. Что же, завтра мне умирать?
— Ну что ты, ласточка. — Асмодей усмехнулся. — Я же сказал: заклятие снято. Живи себе на здоровье. В гости заезжай, за грибами. Ты ведь грибы любишь собирать. А кушать?
Петухова пропустила мимо ушей ехидные слова старика. Ей хотелось только одного — поскорее уехать домой.
— Ничего подобного мне видеть не приходилось. — Лицо Струмса сияло от удовольствия. — Ваш майор — уникальный экземпляр.
— Да уж, — в тон ему поддакнул Асмодей. — Лучшее отдаю, от себя отрываю. Не то, что эта рухлядь, которую вы видели ночью. А позвольте узнать, что вы с ним будете делать? Потрошить или еще чего?
— Нет. — Струмс, казалось, думал о чем-то другом. — Потрошить не будем, хотя посмотрим.
— Надеюсь, он попадет в хорошие руки? — Асмодей просительно смотрел на профессора. — Берегите его!
— Ладно, голубчик, постараемся. Так мы завтра за ним приедем.
— Ну конечно, — подтвердил Асмодей. — И наш уговор. — Он вопросительно посмотрел на профессора. — Тревожить нас больше не будете? Дадите спокойно дожить свой век?
— Мы же договорились. — Струмс недовольно глянул на старика, — Или вы мне не верите?
— Верю, батюшка, верю, — залебезил Асмодей. На улице послышалось гудение машины.
— Это за нами, — сказал Струмс, — ну что ж, до завтра.
— До встречи, — ответил колдун. — А ты, ласточка, чего не прощаешься?
Петухова молча направилась к двери.
— Ай-ай, невежлива ты что-то стала. Зря старика обижаешь. — Он хихикнул.
Через минуту машина неслась по пыльному проселку.
— Постойте, — попросила Петухова, — заедем к бабке Агриппине. Там мои вещи остались.