Петухова огляделась.
В углу сидел человек, которого она в первый момент не узнала, а узнав, нисколько не обрадовалась.
Это был известный всему городу Дмитрий Воробьев, или попросту Митька Воробей — как непочтительно называла его некоторая часть населения. А известен он был своими неутолимыми краеведческими изысканиями, а еще больше бесцеремонностью, нахрапистостью и даже наглостью, с какой производил эти изыскания. Однажды Воробьев ворвался на заседание городского исполкома, находившегося в старинном доме постройки восемнадцатого века, и, ничуть не смущаясь ответственных товарищей, стал разглядывать украшения камина, находившегося в зале заседаний.
Мало того, он вытащил откуда-то древний фотоаппарат и начал фотографировать эти самые украшения. Разразился скандал.
Выходка имела для Воробьева печальные последствия. Его с треском выгнали из городского музея, где Митя работал.
— Вы, Валентина Сергеевна, не стесняйтесь. — Забалуев подвинул ей стул. — А если Митя вас смущает, — он кивнул на Воробьева, — так зря. Он для нас самый полезный человек, он-то как раз и пролил свет на интересующий вас вопрос. Садитесь, прошу вас. И все же, — Забалуев помедлил, рассеянно перебирая бумаги на столе, — вы бы рассказали, что с вами на самом деле произошло.
Валентина Сергеевна задумалась. Рассказать им все? А стоит ли? Ведь не поверят. Решат, что чокнулась баба. Поднимут на смех. Разнесут по городу.
— Видите ли, — начала она осторожно, — то, что со мной случилось, не совсем обычно.
— Ну, ну, — подбодрил архивариус.
— И если я расскажу подробно, то, боюсь, вы мне не поверите.
— Понимаю, вы боитесь огласки, — сказал Воробьев. — Боитесь, что мы разболтаем всем… И мне вы не доверяете. Так вот, мы…
Но его перебил Забалуев:
— Валентина Сергеевна, мы торжественно клянемся молчать до гроба. — Он шутливо приложил руки к груди.
«…до гроба, — отметила Петухова. — Двенадцать дней осталось… А, была не была…»
И она, стараясь не пропустить мельчайших подробностей, поведала о своих приключениях, не забыла и о сегодняшнем случае. Рассказ продолжался довольно долго. В комнате совсем стемнело, но света не зажигали. Собеседники напряженно слушали.
— Ну вот и все, — подытожила Петухова, — поверить мне, конечно, трудно. Будь я на вашем месте, конечно бы, не поверила.
— Любопытные вещи мы тут услышали. — Забалуев включил настольную лампу. Комната заполнилась мягким зеленоватым светом. Стало по-домашнему уютно.
— Ну что ж. — Архивариус внимательно посмотрел на Петухову. — Мы тут тоже кое-что раскопали. Митя, собственно, помог. Вот пускай он и рассказывает. Давай, Митя, начинай.
— Хорошо, Петр Петрович. Как-то попалась мне подшивка «Русской старины». По-моему, за 1881 год. Там натолкнулся я на статью некоего Остродумова — приват-доцента Московского университета. Статья, если я не ошибаюсь, называлась «Тайные культы на Руси и их происхождение».
По сути, это полемика с каким-то французским этнографом, фамилию я позабыл. Француз утверждал, что языческие обряды в Европе давным-давно умерли, а если где и существуют, то являются скорее новообразованиями, литературными реминисценциями, а не идущими из глубины веков верованиями. По его мнению, настоящая черная магия до сих пор существует у африканских народов или выходцев из Африки, например, на Гаити. Видимо, француз бывал на этом острове, потому что в статье есть ссылка на виденную им церемонию культа Вуду. Как известно, вудуистские верования включают в себя и рассказы о зомби — оживших мертвецах.
Жрецы огуны якобы способны с помощью заклинаний оживлять мертвых и использовать их в своих колдовских целях.
Остродумов, полемизируя с французом, доказывал, что колдовские культы и обряды до сих пор сохраняются в России, хотя и тщательно скрываются их приверженцами. Что касается гаитянских зомби, то их аналоги имеются и в славянских поверьях. Скажем, упыри, вурдалаки и т. д. Мало того, обряды, напоминающие гаитянские, встречаются до сих пор в России. Тут он ссылался на записки отставного майора Кокуева — помещика нашего уезда. Записки были опубликованы малым тиражом на средства автора и назывались довольно странно: «Сонмище демонов черных и белых». По словам Остродумова, он не только читал эти записки, но и был знаком с их автором.
Так вот, этот самый Кокуев утверждал, что неподалеку от его поместья существует деревня Лиходеевка, населенная с незапамятных времен колдунами. И будто бы эти колдуны способны оживлять мертвецов, чему столбовой дворянин Кокуев был свидетелем.
В статье, правда, довольно туманно говорится, что Кокуев сам присутствовал на процедуре воскрешения и подтверждает своим дворянским словом. Можно понять, что за всем этим скрывалась какая-то личная драма. Кокуев также заявил, что лично знаком с колдунами и чернокнижниками, но на просьбу Остродумова ознакомить с ними и его вежливо, но решительно отказал. Причем сказал, что так будет лучше для самого же Остродумова.
Остродумов дальше рассказывает о Кокуеве, нелюдимом холостяке, некогда участвовавшем в Крымской кампании. Отставной майор, видимо, сам баловался черной магией, во всяком случае, с ее помощью пытался искать клады. Но, как иронически замечает Остродумов: «Сатана так и не дал ему богатства». Подробней о личности и деяниях Кокуева можно прочитать в его труде «Сонмище демонов черных и белых».
Статья Остродумова крайне возбудила мое любопытство. Захотелось самому познакомиться с записками отставного майора. Я перерыл все местные библиотеки, делал запросы в крупнейшие книгохранилища страны, но все безрезультатно.
Тогда я решил съездить в Лиходеевку, но сначала побольше разузнать о самой деревне. Опять архивы… Сведений довольно мало, но каждый попадавшийся документ был весьма любопытен. Вот, например. — Митя кивнул на давешнюю дореволюционную карту уезда. — Почему Лиходеевка стоит как бы в центре нескольких помещичьих владений, а сама никому не принадлежит? Оказывается, дело в том, что населяли ее однодворцы, довольно своеобразная группа русского свободного крестьянства. Некогда их относили к низшему дворянству, но матушка Екатерина Вторая особым указом перевела их в крестьяне. Однако однодворцы былых вольностей не забыли и с простыми крепостными не больно-то якшались.
Было их в Лиходеевке, согласно ревизской сказке 1858 года, 48 душ мужского пола. Еще более интересный документ — рукописный сборник легенд и преданий нашей губернии, собранный и записанный семинаристом Лаврентием Воздвиженским. Эта толстая амбарная книга в коленкоровом переплете, исписанная каллиграфическим почерком, попалась мне среди книг и документов бывшей Архангельской церкви. Архив церкви находится, кстати, в вашей библиотеке, Валентина Сергеевна.
Так вот, там говорится, что при царе Федоре Иоанновиче, сыне Ивана Грозного, в наш уезд было сослано несколько представителей знатных дворянских семей, обвиненных в ереси и колдовстве. Лишены они были всех своих земель и добра, но не сожжены, как полагалось, — нравы при Федоре Иоанновиче стали помягче. Именно они и основали Лиходеевку. Видимо, кое-какие средства у них остались, потому что поставили они себе крепкие усадьбы и зажили на свой манер, тихо, но независимо.
Из той же книги следует, что Лиходеевка издавна пользовалась недоброй славой среди окрестного населения.
«В божьем храме редко кто из них бывает, — пишет семинарист, — а в самой деревне церкви нет». Хотя он оговаривается, что все жители Лиходеевки крещены по православному обряду. Семинарист Лаврентий, видимо, знал больше, чем написал в своем труде, но по каким-то причинам об этом не распространялся.
Валентина Сергеевна слушала этот рассказ сначала с напряженным интересом, но постепенно вся эта старина стала ей надоедать. За окном давно, стояла теплая августовская ночь. С улицы налетели ночные бабочки и кружились возле настольной лампы. Выло тихо и уютно, а все эти ужасы, казалось, существовали только в воображении. Она поднялась и, взглянув на часы, сказала: