Не хотелось ни о чём говорить. Пусть будет перед глазами наш Ленин!
НА СПАССКОЙ
В тот же день в пять часов вечера мы были в условленном месте возле Спасской башни. К нам подошёл высокий, уже пожилой человек в широкополой шляпе, с палочкой в руке, спросил:
— Кто здесь ждёт часовщика?
Дедушка шагнул ему навстречу:
— Это мы… — и протянул руку. Начали знакомиться.
Его звали Пётр Корнеевич.
— Это очень хорошо, что вы решили отремонтировать часовой механизм, — сказал он.
— И всё из-за этих… — кивнул дедушка головой в нашу с Лёнчиком сторону и рассказал, как мы «открывали» те часы.
Пётр Корнеевич, ласково глядя на нас, похвалил:
— Молодцы, ребятки, что дедушке своему работу нашли. Но чем же я могу быть вам полезным?
— Понимаете, Пётр Корнеевич, — сказал дедушка, — отремонтировать те часы мы и сами в силе. Но мы хотим сделать почти новые куранты, чтобы они исполняли Гимн Советского Союза…
— Значит, вам нужна модель? Так?
— Да.
Пётр Корнеевич не спеша вынул из бокового кармана большой, блестящий ключ и начал открывать двери башни.
— Пойдёмте посмотрим…
Когда двери отворились и мы пошли по ступенькам вверх, Пётр Корнеевич сказал:
— Вам, наверное, интересно будет узнать, что часы, за которыми мне выпала честь присматривать, ещё в первые годы после революции были отремонтированы по указанию Владимира Ильича Ленина. Я вот уже несколько лет поднимаюсь к курантам и каждый раз удивляюсь, как Владимир Ильич, такой занятой тысячами разных государственных и партийных дел, всё-таки заметил и такую мелочь, что куранты на Спасской башне умолкли. Он сказал тогда: надо научить старый механизм исполнять новую революционную музыку — наш коммунистический «Интернационал».
— И Ленин поднимался по этим ступенькам? — спросил дядька Роман.
— И не раз, — качнул головой Пётр Корнеевич. — Приходил посмотреть, как идут работы по ремонту механизма, а потом приходил послушать голос курантов.
Ступеньки, старые, выложенные из камня, дышали прохладой. Я смотрел на них будто зачарованный. Вообще все эти дни я жил словно в сказке. Подыматься по ступенькам, по которым ходил Ленин, Владимир Ильич, смотреть на то, что видели и его глаза… Нет, это не каждому суждено! Не каждому! И какие же мы с Лёнчиком всё-таки счастливчики! И как должны благодарить дедушку, что взял нас с собой!
А тем временем, пока я так думал, мы поднялись на кремлёвскую стену. Туда, на ту древнюю стену, выводили широкие ворота…
Пётр Корнеевич открыл засов, приотворил створку ворот:
— Ой-ёй-ёй! Какая она толстая, эта стена! Да здесь же, по этой стене, может проехать автомобиль.
— И сюда Владимир Ильич приходил, — сказал Пётр Корнеевич. Когда мы поднялись ещё, наткнулись на нишу. А в неё дубовая скамья вмонтирована.
— Говорят, — продолжал часовщик, — что Владимир Ильич отдыхал вот здесь. Сидел на этой скамье, разговаривал с мастером, который тогда обучал куранты новой музыке. Это тоже было нелёгким делом, если учесть, что часы-то непростые. Но мастер всё же обучил их. И Владимир Ильич, рассказывают, горячо пожал ему руку, поблагодарив за работу.
Но вот мы уже поднялись к курантам.
— Можете взглянуть на Москву нашу, — сказал Пётр Корнеевич, подойдя к круглому окну.
Оно начиналось довольно высоко для нас с Лёнчиком. Пётр Корнеевич заметил это, подставил нам небольшую лестницу.
Какое безграничье города! Дома и дома! Одни внизу, другие вырвались высоко в небо и будто даже подпирают голубизну.
Тем временем Пётр Корнеевич открыл комнату, где помещались куранты, зажёг в ней свет. Мы увидели посреди комнаты огромный механизм со множеством колесиков, которые, смазанные маслом, поблёскивали желтизной зубцов. И маятник. Длинный маятник неторопливо, даже лениво, как показалось мне, покачивался из стороны в сторону.
Цок-цок… Цок-цок…
Этот звук я столько раз слышал по радио, а теперь даже вижу, как рождается он.
Цок-цок… Цок-цок… И с каждым взмахом маятника подвигаются по циферблату стрелки.
По ним сверяют свои часы — наручные, настенные, карманные, на пароходах, самолётах, под землёй и в космосе — миллионы и миллионы людей на всей планете. Не знаю, как для Лёнчика, а для меня, честное слово, это была сказка. Сказка наяву!
Потом дедушка, Пётр Корнеевич и наш дядька Роман долго ещё тщательно делали замеры часового механизма и переносили их на бумагу.