— Да, быть главой колледжа! — медленно произнес Морс. — Большая честь, не так ли? — Он вдруг отдал себе отчет, что произнес абсолютно те же слова и разговоре с Эндрюсом.
— Да, многие бы отдали за это все.
— А вы?
Проектор улыбнулся:
— Я — нет! Вы можете вычеркнуть меня из списка претендентов, инспектор. — Видите ли, я имею отношение к церкви, так что, как я уже сказал, не подхожу по критериям.
— Понятно, — сказал Морс. — А теперь давайте на минуту вернемся к Брауни-Смиту. Я буду весьма признателен, сэр, если вы расскажете мне о его, ну-у, что ли, его... личной жизни.
— Например? — Проректор пристально посмотрел на Морса, который тут же задался вопросом, сможет ли он вообще хоть что-нибудь узнать о сложной сети взаимоотношений между членами сего столь тесного сообщества.
— Что вы можете сказать, например, о его здоровье?
Снова проницательный взгляд, словно собеседник Морса ожидал именно этого вопроса.
— Он был очень больным человеком, инспектор. Но вы ведь уже выяснили это вчера, не так ли? Между прочим, Эндрюс сказал, что вы несколько удивились, узнав об этом.
— Когда вам стало известно о его болезни? — задал Морс встречный вопрос.
— Примерно три недели назад. Как-то вечером ректор пригласил Эндрюса и меня к себе в комнату. Строго конфиденциально, как он сказал, и все такое — но мы должны были знать об этом в связи с тем, что нам предстояло взять на себя преподавательские обязанности Брауни-Смита.
— Когда ректор предполагал?..
— Не позднее конца зимнего семестра.
— М-м-м...
— Вы полагаете, что его преподавательские обязанности уже закончились, я правильно понял?
— Что успел рассказать вам Эндрюс? — спросил Морс.
— Все. Я думаю, вы не имеете ничего против?
Морсу почему-то был неприятен этот человек. Он задал несколько довольно общих вопросов о том образе жизни, который вел Брауни-Смит, и собрался уходить.
— Когда начинается ваш отпуск, сэр?
— Сразу после того, как вернется ректор. Мы всегда отдыхаем по очереди, так чтобы хотя бы один из нас был здесь во время каникул. Я знаю, что люди часто называют нас университетскими бездельниками, но на самом деле кроме работы со студентами здесь, в колледже, у нас хватает и других, дел. Впрочем, вам ведь это хорошо известно.
Морс кивнул, он уже чувствовал, что очень скоро возненавидит этого священника, одетого в гражданское платье.
— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы хоть как-то помочь вам, — продолжал проректор. — Но хотелось бы представлять себе всю картину расследования в целом, хотя бы в общих чертах.
— Просто нечего вам сказать, сэр, во всяком случае, пока.
— И вы даже не хотите мне рассказать, почему ваш сержант взял ключ от комнаты Вэстерби?
— Ах, это! Да, я должен был сказать об этом сам, сэр. Видите ли, это только наше предположение, но возможно, что убитый мужчина, которого мы нашли в канале, не Брауни-Смит.
— В самом деле?
Но Морс не захотел вдаваться в подробности, а потому он попрощался и зашагал через дворик, чувствуя на себе взгляд проницательных глаз проректора. Удалившись от колледжа всего на несколько сот ярдов, он зашел в бар «Митра», где они с Льюисом договорились о встрече. Оказалось, что он пришел на полчаса раньше, однако для Морса полчаса ожидания в пабе не были в тягость.
Пойдя в комнату Брауни-Смита, Льюис вытащил из пластикового пакета темно-синий пиджак, обнаруженный на трупе, тщательно измерил его, сравнивая с пиджаками, висевшими в шкафу в спальне. Пиджак был той же длины, того же размера в обхвате груди, того же фасоны, с единственным продольным разрезом сзади и небольшими аккуратными лацканами. Можно было почти не сомневаться в том, что пиджак принадлежал Брауни-Смиту. Льюис перевешивал костюмы и методично осматривал всю остальную одежду и обувь. Он выяснил, что каждая из пяти пар ботинок была девятого размера и что все четыре пары совершенно новых, с этикетами, носков были одинаковые — хлопчатобумажные, темно-синие, с двумя голубыми полосками сверху.
Напротив, в комнате Вэстерби, теперь было тихо и пусто, только на полу лежал коричневый ковер с причудливым узором, по следам на котором можно было определить, где стояла тяжелая мебель. И больше ничего, кроме пластмассовой ложки и пустой банки из-под «Нескафе» на сушке в кухне.