Теперь Морс никак не мог заснуть, потому что уже наступило утро, и из окна доносился шум транспорта и голоса людей, садящихся в автобусы. Овидий, находясь посреди ночи в объятиях своей любимой, кричал лошадям, чтобы они скакали тише по небесному своду[15]. Но у Морса не было возлюбленной, и, когда часы показывали без пятнадцати пять, он встал, приготовил себе чай и снова посмотрел на тихую улицу под его окном, где, как он уже чувствовал, начиналась суета жизни, и ночь определенно переходила в день.
И предчувствие не обмануло Морса, потому что на следующее утро он, как это произошло несколько раньше с Брауни-Смитом, получил длинное письмо. Это было очень странное и необычное письмо.
Конец первой мили
МИЛЯ ВТОРАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Понедельник, 28 июля
Когда в начале девятого Морс открыл дверь своей комнаты, он увидел, что Льюис уже сидит там и читает «Дейли миррор».
— Вам, кажется, не терпится заняться нашим расследованием прямо с утра, Льюис?
Льюис сложил газету:
— Боюсь, что вы допустили серьезный просчет, сэр.
— Вы имеете в виду наше расследование?
— И да, и нет, сэр. Как я уже сказал, вы допустили серьезный просчет.
— Да о чем, собственно, речь? Ничего не понимаю!
— Я тут попытался отгадать анаграмму, когда пил кофе. К ней был дан ключ. Совсем простенькая анаграмма: «аврал»...
— «Лавра», — перебил его Морс.
— Я знаю, сэр. Но дело в том, что имя Саймон Рауботэм не может быть анаграммой имени О. М. А. Брауни-Смит!
— Не может быть! — Морс быстро написал на этот раз оба имени и стал одну та другой вычеркивать буквы, пока, наконец, не остановился.
— Бог ты мой! Да ведь вы правы. Тут одна лишняя буква «Э»!
— Это вышло у меня совершенно случайно, сэр. Я вычеркивал буквы и... — словоохотливо начал объяснять Льюис, но Морс его уже не слушал.
Как он мог так ошибиться после всех его умных рассуждений и смелых дедукций? Неужели Льюис был прав в своей простодушной уверенности в том, что дело это совсем не такое сложное, каким оно представлялось Морсу? Он уныло покачал головой. И туг же, словно хватаясь за соломинку, подумал, что если он ошибся в разгадывании анаграммы, то и Брауни-Смит мог точно так же ошибиться, составляя совершенно вымышленное имя. Впрочем, он и сам до конца не верил в это и, честно говоря, даже слегка растерялся и расстроился.
В половине девятого зазвонил телефон, и взволнованный голос на другом конце провода объявил, что говорит констебль Диксон.
— Я только что читал «Оксфорд таймс» за прошлую неделю, сэр, — сообщил он.
— Надеюсь, не на дежурстве, — почти утвердительно произнес Морс.
— Я не из полиции говорю, сэр, я сейчас дома.
— Так, и что же?
— Я его нашел!
— Кого?
— Саймона Рауботэма. Я читал страничку для рыбаков и наткнулся там на его имя. Он занял второе место в соревнованиях по рыбной ловле у Королевской плотины в прошлое воскресенье.
— Так.
— Он живет в Ботли, во всяком случае, так там и написано.
— Ручаюсь, что ни в каком Ботли он не живет, — заметил Морс.
— Простите, сэр?
— Ладно, это я так, все равно спасибо, что дали мне знать.
— А помните, что вы мне обещали, сэр? Я имею в виду пончики?
— Нет, я забыл, — ответил Море и положил трубку.
— Может, мне поехать и встретиться с ним? — спокойно спросил Льюис.
— Думаю, это нам ровным счетом ничего не даст, — отрезал Морс, после чего угрюмо замолчал.
Поскольку на письме была проставлена пометка «Строго конфиденциально. Отдать лично в руки», регистратор не стал вскрывать большой белый конверт, а отнес его в комнату Морса и положил прямо на стол. Здесь, на синем блокноте Морса, он и лежал, когда двое детективов вернулись из буфета, где они пили кофе.
Внутри конверта был еще один запечатанный конверт, адресованный, как и верхний, главному инспектору Морсу, и сопроводительное письмо от управляющего филиала «Барклэйз банка», датированное двадцать шестым июля. В письме было написано следующее: