Через двадцать минут после того, как Морс вышел из квартиры Эмили Гилберт, что находилась на седьмом этаже дома в Берривуд-Корт, в дверь этой самой квартиры был вставлен ключ и в квартиру вошел мужчина и беззаботно бросил свой пиджак на диван.
Еще через две минуты Альберт Гилберт из фирмы грузовых перевозок уже говорил, причем довольно сбивчиво и бессвязно, по телефону со службой помощи, объясняя кому-то на другом конце провода, что при его появлении жена, казалось бы, без всяких видимых причин потеряла сознание, и настойчиво требовал каких-нибудь инструкций, потому что она по-прежнему не проявляла никаких признаков здравого смысла.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Вторник, 29 июля
Как и сказала ему миссис Гилберт, Колборн-Роуд была не более чем в пяти минутах ходьбы от станции метро «Ист-Патни». Но Морс, казалось, не торопился. Выйдя на улицу, он остановился и какое-то время стоял в глубокой задумчивости под табличкой с названием улицы. Конечно, он понимал, что не должен потакать своей глупой сентиментальности и лелеять пусть даже слабую надежду на то, что он еще раз увидит женщину, в которую был влюблен столько лет назад. Нет, говорил он себе, не нужно питать никаких иллюзий. И все же, несмотря ни на что, в его душе жила дикая, неистребимая надежда. И поскольку он все же надеялся, он отправился в «Герб Ричмонда» и заказал там двойной скотч. Пока он пил, он вспоминал, как поехал однажды навестить свою старую мать в Мидленде и как отправился в методистскую церковь на вечернюю службу, чтобы посмотреть, не стоит ли там на хорах одна очаровательная девочка, не поднимает ли на него глаза в конце каждого стиха церковного гимна и не улыбается ли ему по-прежнему. Но ее там не было, не было, должно быть, уже тридцать лет, и он в одиночестве просидел в тот вечер под колонной.
Морс прошел в бар и заказал еще одну порцию скотча, на этот раз «Бэллс». Имя Венди Спенсер снова возникло в его мозгу... Это не могла быть та самая женщина. И все же, о боги, если есть еще боги на этом свете, пожалуйста, сделайте так, чтобы что была она!
Когда Морс нажал на звонок квартиры номер 23, сердце его стучало как сумасшедшее, а горло совершенно пересохло. Этажом выше и этажом ниже горел свет. Он подумал, что будет очень странно, если это окажется она.
—Да? — Дверь открыла моложавая смуглая женщина.
— Я инспектор полиции, мисс...
—Миссис. Миссис Прайс.
—О да, знаете, я ищу одну женщину, которая, по всей вероятности, живет здесь. Я не совсем уверен, что правильно знаю ее имя, но...
— В таком случае я едва ли смогу вам помочь, не так ли?
— Я думаю, что иногда она называет себя Ивонной.
— Здесь таких нет.
Она уже начала закрывать дверь, но в тот момент послышался другой голос:
— Может быть, я чем-то смогу помочь?
За спиной у миссис Прайс появилась высокая стройная женщина в белом купальном халате. Видно было, что она только что вышла из душа, кожа у нее чуть ли не светилась. Она неловко пыталась поправить красивые рассыпавшиеся волосы.
— Он говорит, что он инспектор полиции, ищет какую-то Ивонну, — пояснила неприветливая миссис Прайс.
— А вам известна ее фамилия, инспектор?
Морс взглянул на светловолосую женщину, которая подошла к двери, и на него обрушилась разрушительная волна разочарования.
— Боюсь, что нет, но мне известно, что она живет здесь или, может быть, останавливалась здесь совсем недавно.
— Должно быть, вам дали неверную информацию, — начала было миссис Прайс. Но женщина в белом халатике перебила ее:
— Мы сами разберемся, Анжела. Возможно, я смогу помочь вам, инспектор. Пожалуйста, проходите.
Морс поднялся по узким ступенькам, обратив внимание на тонкие щиколотки женщины, за которой он шел.
— Хотите чего-нибудь выпить?
— Э-э-э, пожалуй, нет.
— Вы хотите сказать, что вам уже достаточно?
— А что, разве заметно?
Она кивнула, легкая улыбка тронула ее изящные не накрашенные губы.
— В таких случаях становится трудно произносить букву «c», не так ли? Ну, когда слишком много выпьешь, я имею виду, или еще когда у тебя вставные зубы.
Морс посмотрел на ее красивые, здоровые зубы.
— Откуда вам все это известно?
— Иногда я пью слишком много.
Море предоставил вещам идти своим чередом, потому что все складывалось очень мило, и разговор шел на некотором уровне приятной фамильярности, но в то же время не переходил определенных границ.