— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он ММ.
— А если я откажусь, поверите ли вы, что разум может все? — задал встречный вопрос профессор.
— Нет.
— Прекрасно. Я докажу вам это.
Тон, каким были сказаны эти слова, уничтожил всякое сочувствие в душе доктора Рэнсома. Уязвленный, он решил до конца досмотреть эксперимент, который мог обернуться чувствительным ударом по самолюбию профессора.
— Вы уверены, что возможность общения с внешним миром будет для него исключена? — спросил доктор Рэнсом начальника тюрьмы.
— Совершенно уверен, — ответил тот. — Ему не будет позволено иметь при себе письменных принадлежностей.
— А ваши надзиратели?..
— Через них он не сможет передать ни слова, — заявил начальник. — Можете не сомневаться. Они обо всем донесут мне. Все, что заключенный даст им в руки, тоже попадет ко мне.
— Этого вполне достаточно, — сказал мистер Филдинг, проявлявший живой интерес к происходящему.
— Вы, конечно, понимаете, — обратился доктор Рэнсом к начальнику тюрьмы, — что если он попросит выпустить его, вы обязаны это сделать?
— Я понимаю, — ответил тот.
ММ стоял и слушал, пока все приготовления не были закончены. Тогда он сказал:
— Я хотел бы высказать три небольшие просьбы. Вы можете удовлетворить или не удовлетворить их, как вам будет угодно.
— Теперь никаких поблажек, — предупредил мистер Филдинг.
— Поблажек я и не прошу, — последовал строгий ответ. — Я хотел бы взять с собой немного зубного порошка — купите его сами, чтобы знать наверняка, что это зубной порошок, — и еще мне нужны одна пятидолларовая и две десятидолларовые купюры.
Доктор Рэнсом, мистер Филдинг и начальник тюрьмы изумленно переглянулись. Просьба о зубном порошке их не удивила, но просьба о деньгах показалась странной.
— Может ли наш друг подкупить кого-нибудь, имея двадцать пять долларов? — спросил доктор Рэнсом у начальника.
— Ему не помогли бы и двадцать пять тысяч, — последовал обнадеживающий ответ.
— Хорошо, разрешите ему взять с собой деньги, — сказал мистер Филдинг. — Я думаю, они окажутся абсолютно безобидными.
— Какова же ваша третья просьба? — спросил доктор Рэнсом.
— Я бы хотел, чтобы мне начистили ботинки.
И снова — обмен изумленными взглядами. Последняя просьба всем показалась полной бессмыслицей, поэтому ее решили удовлетворить. Когда все три пожелания профессора были исполнены, его препроводили в ту самую камеру, откуда ему предстояло совершить побег.
— Вот камера номер тринадцать, — остановился начальник тюрьмы, пройдя три двери по обшитому сталью коридору. — Здесь мы держим убийц, приговоренных к смертной казни. Никто не может покинуть камеру без моего ведома; к тому же, находясь здесь, человек лишен всякой возможности общаться с внешним миром. Я ручаюсь за это своей репутацией. Мой кабинет всего через три двери отсюда, любой посторонний шум я тотчас же услышу.
— Господа, эта камера подходит? — спросил ММ. Нотка иронии звучала в его голосе.
— Идеально, — был ответ.
Тяжелая стальная дверь отворилась, и профессор шагнул в полумрак камеры. Послышалось шуршание и топот крошечных лапок.
— Что там за шум? — спросил доктор Рэнсом через прутья решетки.
— Крысы. Их тут полно, — коротко ответил ММ.
Три джентльмена, пожелав ему спокойной ночи, уже собрались уходить, когда ММ окликнул их.
— Скажите, пожалуйста, точное время, — обратился он к начальнику тюрьмы.
— Одиннадцать семнадцать, — ответил тот.
— Спасибо. Я присоединюсь к вам, господа, в половине девятого, ровно через неделю, — сказал ММ.
— Ну, а если нет?
— Никаких «если»!
Чизхолмская тюрьма — обширное четырехэтажное каменное строение, стоящее посреди широкого открытого пространства. Здание окружает сплошная каменная стена высотой в восемнадцать футов, такая гладкая, что даже опытному скалолазу не под силу вскарабкаться по ней. Верх этой стены утыкан рядом стальных пятифутовых прутьев, заостренных на конце. Все вместе это представляет непреодолимую преграду между заточением и свободой, ибо даже если бы кому-то посчастливилось выбраться из камеры, он все равно не смог бы перебраться через стену.
Квадратный двор, каждая сторона которого равна двадцати пяти футам, занимает все пространство от здания до стены и служит местом прогулок для заключенных, которые имеют право время от времени пользоваться этим даром полусвободы. Но — не для обитателей тринадцатой камеры. Круглые сутки во дворе несут службу четверо вооруженных часовых — по одному с каждой стороны здания.
Ночью двор освещен так же ярко, как днем. С каждой из четырех сторон огромная дуговая лампа поднимается над тюремной стеной, обеспечивая охране превосходную видимость. Провод, по которому к лампам поступает ток, протянут на изоляторах вверх по стене здания; достигнув уровня верхнего этажа, он тянется дальше к столбам, на которых крепятся лампы.
Все это профессор, который теперь мог смотреть на мир лишь через плотно зарешеченное оконце, заметил и принял к сведению в первое же утро своего заключения. Он также предположил, что где-то неподалеку за стенами протекает река, так как отчетливо слышал стук лодочного мотора и высоко в небе заметил речную птицу. Со стороны реки доносились крики играющих детей и, время от времени, звук удара битой по мячу. Значит, между рекой и тюремной стеной лежит открытое пространство — площадка для игры в мяч.
Чизхолмская тюрьма считалась настоящей крепостью. Еще никому не удавалось бежать оттуда. И, видя то, что можно было видеть, стоя на кровати, ММ отлично понимал почему. Тюремные стены, хотя и выстроенные, по его предположению, около двадцати лет назад, оставались по-прежнему прочными, и на новых железных прутьях оконной решетки не было заметно ни пятнышка ржавчины. Да и окошко, даже если не принимать в расчет решетку, было слишком узким, чтобы выбраться через него наружу.
Видя все это, ММ, однако, не стал предаваться унынию. Вместо этого он остановил задумчивый взгляд на электрической лампе — сейчас светило яркое солнце — и проследил глазами провод, который тянулся от нее к зданию. Судя по всему, этот провод проходил где-то недалеко от его камеры. Это следовало запомнить.
Тринадцатая камера расположена на одном этаже со служебными помещениями, то есть не на самом нижнем, но и не на верхнем. До кабинета начальника нужно пройти всего четыре ступеньки вверх, следовательно, пол камеры находится на уровне каких-нибудь трех-четырех футов над землей. ММ не мог видеть землю прямо под окном, но она видна была дальше, у стены. Значит, здесь невысоко. Ну что ж, отлично.
После этого ММ попытался припомнить, каким путем его вели в камеру. Сначала сторожевая будка снаружи, у стены. Затем — тяжелые стальные решетчатые ворота, потом еще одни такие же. У ворот всегда стоит часовой. Долго гремя ключами и запорами, он впускает людей в тюрьму и выпускает их, когда прикажут. Помещение охраны находится в здании, и чтобы попасть туда со двора, нужно пройти через прочные стальные ворота с единственным «глазком». Затем, чтобы попасть в тринадцатую камеру, где он сейчас заперт, нужно пройти по коридорам тюрьмы через одну тяжелую деревянную и две стальные двери; и наконец, нужно отпереть два засова на двери самой тринадцатой камеры.
Всего, как подсчитал ММ, тому, кому удалось выбраться из тринадцатой камеры, нужно каким-то образом преодолеть еще семь дверей, прежде чем он шагнет во внешний мир свободным человеком. С другой стороны, обнадеживало то, что узника, находящегося в буквальном смысле за семью замками, редко тревожат. Надзиратель появлялся у двери камеры в шесть утра, принося завтрак с тюремной кухни; второй раз он приходил в полдень и еще раз — в шесть вечера. В девять был обход. Вот и все.