— Послушай,— сказал Сильвестр,— ты тот, кто бродит в человеке. Но довольно слов! Мой отец, обманутый Сатаной, распался от твоего света. Верни мне его душу.
— Его душу? — переспросил Архангел.— Эту вещь, которая способна размышлять? Забавно... Но каковы будут условия нашего договора?
— Я тебя уважаю.
Люцифуг Рофокаль пребывал в молчании в течение нескольких секунд. Он знал, что такие драгоценные моменты случаются редко, и неизвестно, когда еще ему придется пережить нечто подобное. Какой смертный, избранный Богом, будет разговаривать с ним так честно и откровенно?
— Это Он тебя послал?
— Я пришел по собственной воле. Разве я тебе не сказал, что хочу понять? Что тебя понуждает бороться против уверовавших во Христа, пытаться унизить их в глазах Бога?
— Успокойся. Мы прекратим бороться против вас, и это будет хуже. Кстати, мне известно, что Святой Дух собственной персоной дует сейчас в сторону Рима с тем, чтобы император прекратил гонения на вас. Вас ожидает расцвет! Христианство распространится повсюду, перейдя от Авеля к Каину. Ты понял? Из ваших страданий возникнет новая цивилизация! Вас ожидает великое торжество!
Сильвестр не понял в точности, что хотел сообщить ему Люцифуг. Изворотливый и исстрадавшийся ум Архангела открыл ему такой запутанный лабиринт, с такими неожиданными поворотами, что у него закружилась голова. Он воскликнул:
— Отдай мне душу отца. Сатана ее обманул. Было бы несправедливо, чтобы она навсегда осталась в Аду.
— Это правда,— сказал Люцифуг,— но кто был справедлив по отношению ко мне? Почему Бог отказался допустить меня к своей славе?
— Потому что Он хотел видеть тебя свободным и отличающимся.
Архангел издал вопль ненависти. Он отразился гулким эхом под сводами, вспугнув тучи летучих мышей, которые с пронзительным писком закружились над ними.
— Послушай,— сказал Люцифуг, когда суматоха улеглась.— Демоны, составляющие окружение Сатаны, все были осуждены на вечное проклятие. И знаешь почему? Потому что они иначе представляли себе порядок, который Бог возжелал навязать Своему Творению. Расшифруй их настоящие имена, и ты узнаешь, каковы были их обязанности на Небе, и убедишься, что они ничем не уступали ангелам, которые ценой угодничества остались на службе у своего хозяина.
— Отдай мне душу отца.
— Ты ее у меня уже просил. И ты полагаешь, что я отдам тебе ее, ничего не получив взамен? Плохо ты меня знаешь!
— Чего же ты хочешь?
Свергнутый Архангел вонзил в Сильвестра свои красные глаза, потом ответил.
— Чтобы ты отправился в Рим.
— Таково мое намерение.
— И чтобы ты встретился с преемником Петра. Его зовут Эварист. Это хороший проповедник, но с пагубной склонностью все слишком драматизировать. Уговори его вступить в переговоры с императором. Ты увидишь, что все устроится как нельзя лучше.
— Зачем ты мне все это советуешь?
— Я тебе уже объяснил. Когда воцарится мир, это будет означать окончательное утверждение власти Христа. Ты увидишь, его даже будут рисовать в облике императора.
— Я пойду в Рим. Я встречусь с Эваристом и уговорю его просить аудиенции у императора. Разве плохо воткнуть в почву семя милости, чтобы из нее выросло роскошное дерево?
Люцифер посмотрел на Сильвестра с презрением. Значит, этот юнец, так и не ставший взрослым, не понимает, что ему, верховному демону, будет чрезвычайно легко внедриться в общество, где вкус к власти возьмет верх над милосердием. Извратить послание Иисуса — разве это не самая сладкая месть, которой дьявол может отплатить Тому, кто когда-то изгнал его из сияющего эмпирея своей славы?
И Сильвестр получил душу отца, такую маленькую и исстрадавшуюся, что, казалось, она вот-вот умрет”.
Монсеньор Караколли отпихнул от себя рукопись с видимым отвращением. Последние страницы он переводил с трудом и не потому, что они были исписаны менее разборчивым почерком, нежели предыдущие, а потому, что их содержание не могло не вывести из себя искренне верующего человека.
— Это смесь гностицизма и досужих измышлений, цель которых — покрыть нашу Церковь позором.
— Я узнаю здесь целые абзацы из “Жития Гамальдона”,— сказал отец Мореше.— Некоторые комментаторы полагают, что они написаны под влиянием тех страниц из Гомера, где рассказывается о сошествии в Ад.
Во время чтения Сальва превратил свою потухшую сигару в подобие кисти, которой он сейчас начал энергично размахивать.