— Данте, ведомый Беатриче, сумел живым подняться на Небо,— лукаво заметил Адриан Сальва.
Каноник только пожал плечами и не соизволил ответить на возражение, лукавый подтекст которого был, как ему казалось, продиктован исключительной низостью. Он продолжал:
— А этот дар назорея! Что это еще за выдумки? В действительности быть назореем, как сказано в Ветхом Завете, означало посвятить себя служению Богу. Назират обязывал человека к воздержанию, а чтобы назорея можно было узнать, он также давал обет никогда не стричь волосы. Так было в случае Самсона — это верно,— но так же было и в случае Самуила. Нигде в Священном Писании не говорится о каком-то особенном даре, связанном с их обетом.
— Поэтические вольности...— заметил нунций Караколли, которого начал раздражать сварливый пыл каноника.— Ведь это легенда, а не статья по богословию.
— Вольность! — воскликнул Тортелли.— Вольность! Именно так наша эпоха и скатывается к безбожию! Извращенное воображение царит повсюду. И вы еще говорите о поэзии?
Кардинал положил на плечо каноника свою ладонь, обтянутую красной перчаткой, чтобы его успокоить.
— Compos sui[32].
Потом, закрыв глаза, он, казалось, полностью потерял интерес к собранию, в котором принимал участие. Однако узенькая полоска света, проникавшая из-под его опущенных век, предупреждала, что бдительность не дремлет, притаившись на самом дне кардинальского логова.
И тогда слово взял профессор Сальва:
— Дорогие коллеги, я сейчас не буду останавливаться на содержании нашей легенды. Я напомню, что нам известно о существовании рукописи — единственного и уникального образца этого текста, который, кажется, никогда не был скопирован,— с одиннадцатого века. Веком позже Венсан де Бовэ вспоминает о нем в “Историческом зеркале”. Вот эти строки: “Потерянное жизнеописание Сильвестра, которого в язычестве звали Базофон”. Больше мы ничего не имеем, кроме знаменитой фразы Родриго де Серето в его сборнике легенд: “Этот Сильвестр, которого не следует смешивать с Базофоном”. Потому что в действительности Родриго говорил о папе Сильвестре, который нанес поражение арианам и умер в Риме в 335 году. Однако можно задаться вопросом, откуда у него этот странный интерес к Базофону, тогда как, согласно “'Житию”, этот последний жил двумя столетиями раньше. А теперь возвратимся к одиннадцатому веку, которым датируется рукопись. Не вызывает ли сомнений точность этой даты?
— Никаких,— заявил профессор Стэндап.— Графика письма принадлежит той эпохе. Что касается языка, это латынь с примесью кельтских слов. Она одновременно архаичная и мудреная, и это склоняет к предположению, что эта легенда долго распространялась устно, прежде чем была зафиксирована на бумаге каким-то писцом, который пожелал сохранить некоторые простонародные выражения. Сегодня мы знаем, что “Страсти” и “Жития” греческого и латинского происхождения записаны не ранее, чем в десятом столетии. Кое-что можно проследить до восьмого века, но это лишь разрозненные отрывки. О еще более ранних записях нам ничего не известно. Первые греческие и латинские рукописи датируются 930—935 годами, среди них можно назвать одно многоглаголение Симона Метафраста, одно толкование Никиты Пафлагония, одну поэму Флодоа-ра и многочисленные кельтские, сирийские, грузинские и англосаксонские версии, которые все обращаются вокруг легенды о Сильвестре—Базофоне, но никогда ни называют его имени и даже не углубляются в суть сюжета.
— Если обратиться к аналогии,— вставил нунций,— то во всех этих рукописях появляется тень Базофона, но его персона — никогда.
— Это потому,— предположил Сальва,— что Базофон — образ варвара. Он присутствует в подтексте рукописей, потому что он у двери и потому что в любой момент он может раствориться в цивилизации. Как обратить его в истинную веру? Мне кажется, что эта легенда разрешает две противоположные проблемы: обращение в христианство варвара, каким бы ненадежным оно ни казалось, и одновременно использование варвара для распространения Благой Вести.
— В совокупности,— заключил Стэндап,— Базофон является и сыном язычника Марциона, и ребенком христианки Сабинеллы. Эти две линии беспрестанно проявляются в нем.
— Contraria contrariis curantur[33],— со вздохом произнес кардинал, приоткрывая левый глаз таким образом, что он показался стеклянным.
32
Находящийся в полном сознании (лат.). Цитата из Тита Ливия, которой кардинал, говорящий здесь (из определенных соображений, о которых читатель узнает ниже) только фразами из латинских авторов, хотел охладить пыл каноника.