— А где это изображение? — спросил Базофон.
— В храме Фортуны, который мы соорудили посреди лагеря. А ты в самом деле очень спешишь?
— Я не прочь бы сначала перекусить,— признался юноша.
Центурион, улыбнувшись, велел отвести его на кухню, где ему дали подкрепиться, в чем он действительно нуждался. И пока он ел, Брут все расспрашивал его и расспрашивал:
— Я много размышлял о приверженцах Христа. Как это могло случиться, что, не будучи сами евреями, они так интересуются традициями этого древнего кочевого народа, напичканного множеством предрассудков?
— По правде говоря, мне это неизвестно,— отвечал Базофон.— Мессия провозгласил, что когда наступит конец света, спасутся только уверовавшие в Него. Надобно очиститься водой, чтобы не погибнуть от огня. Этот обряд мы называем крещением, ибо нас с головой погружают в воду.
— Но евреи этого не делают. Им делают обрезание. И ты обрезанный?
— Конечно, нет! Повторяю, что я не еврей, а уверовавший в Мессию.
Центурион налил себе вина. Ему было чрезвычайно трудно понять, в чем суть религии христиан.
— Разве этот Мессия, который должен был спасти Израиль, не погиб ужасной смертью? Его распяли на кресте, не так ли?
— Потом Его положили в гробницу, высеченную в скале, но Он воскрес из мертвых.
— Ты веришь, что это возможно?
— Вообще, я в этом плохо разбираюсь. Но дело в том, что на Небе Он свободно разгуливает повсюду, как мы с вами на Земле. Но извините, мне пора. Я пообещал своему спутнику, что мы встретимся с ним в порту.
— Ты забыл, что сначала ты обязан воскурить ладан перед изображением императора.
— А это действительно необходимо?
— Действительно. Потом ты сможешь отправиться, куда захочешь. Я не вижу ничего опасного в твоих измышлениях.
— Измышлениях? Да ведь это святая истина.
— Абсолютной истины вообще не существует.
Так беседуя, они вошли в небольшой храм, возведенный посреди лагеря. В глубине его возвышался алтарь, освещенный факелами. На алтаре стояла картина, изображающая императора.
— Итак,— сказал Базофон,— значит, это образ Цезаря. А это действительно он?
— А кто же? Видишь, он увенчан лаврами и золотом.
— Я вижу, что передо мной император, но Траян ли это? Он на него не похож.
— Ты ведь понимаешь, что здесь изображена определенная роль, а не реальный человек.
Базофон покачал головой.
— А почему я должен воскурять ладан перед ролью?
— Назовем это принципом. Ты должен принести жертву принципу, провозглашающему, что Траян — император.
— Это для меня слишком сложно.
Центурион Брут понял, что молодой человек никогда не воздаст должные почести императору. Он возвысил голос:
— Разве я не отнесся к тебе по-человечески? Разве я не пытался понять тебя?
— Это идол.
— Это изображение. Никто же от тебя не требует, чтобы ты поклонялся ему. Достаточно будет, если ты проявишь к нему уважение.
— Как нарисованный образ поймет, что я оказываю ему уважение?
Брут позвал охрану, которая явилась немедленно. Это были четыре могучих воина. Двое были вооружены мечами и двое — копьями.
— Сожалею,— сказал Брут,— но я должен арестовать тебя за неподчинение.
Услышав эти слова, Базофон отступил к алтарю. Воины пошли на него, подняв оружие. Он отступил еще дальше и начал размахивать палкой, которая сшибла один из факелов. Падая, факел увлек за собой и изображение.
— Кощунство! — возопили воины.
— Не будем преувеличивать,— спокойно отвечал им сын Сабинеллы.— Это лишь деревянная доска, на которую нанесены краски.
Такое богохульство разъярило римлян, и они бросились на дерзкого наглеца. И, как вы уже, наверное, догадались, палица встретила их как полагается. Четверо дюжих молодцов были сбиты с ног и свалились на пол, получив при этом изрядную порцию ударов. Центурион Брут, объятый страхом, отступил подальше от места стычки.
— Такого я еще никогда не видел. Сноровка, с которой ты управляешься со своим оружием, поражает. Ведь моя личная охрана — это храбрейшие и прекрасно обученные воины. И вот все они лежат, посрамленные, на полу. Где ты научился таким приемам?
— Никакие это не приемы,— отвечал Базофон.— Просто я хорошо усвоил уроки Самсона.
— Нет, нет! Это ведь не просто ловкость рук, это настоящее колдовство. Я видел, что твоя палка летает. Пойми, меня мало интересует, поклоняешься ты Христу или кому-то другому, по сравнению с тем, как ты умеешь орудовать палкой. Подними изображение и пойдем со мной. Я представлю тебя генералу.
— Если это изображение священно, оно само себя поднимет. И зачем мне ваш генерал?