— Похоже на то,— обратился Мореше к Сальва, когда они вдвоем направились к польскому посольству,— что эта экспертиза тебя просветила?
— Очень возможно, что подделку изготовил один из экспертов Ватикана и что работал он над этим в здешней лаборатории. Более того, Кокошка знает, кто этот человек, ибо именно он сообщил ей о важности документа.
— А не достаточно ли будет выяснить, кто из польских экспертов имел доступ в лаборатории, чтобы обнаружить злоумышленника?
Вылощенный дворецкий в белых перчатках провел их в барочную гостиную, где графиня принимала их во время предыдущего визита. Пышнотелая супруга посла, сидя в своем кресле с разводами, встретила их довольно сухо.
— Господа, вы слишком назойливы, вам не кажется? Я же объяснила: мой муж, его превосходительство, еще находится в Варшаве, и я больше ничего не могу вам сказать.
— Извините, сударыня, истинных друзей Польши, за то, что они так спешат прийти на помощь вашему выдающему соотечественнику, Святейшему Отцу, которому угрожает серьезная опасность,— сказал Мореше.
— В какой вашей помощи может нуждаться Святейший Отец? — воскликнула Кокошка, презрительно пожав плечами.
— Сударыня,— резко сказал Сальва,— мы снова надоедаем вам по необходимости, а не ради удовольствия, поверьте. Мы знаем почти наверняка, что против Ватикана, а также против самого папы готовится заговор. Не осознавая этого, вы владеете информацией, которая позволит нам предотвратить этот заговор. А посему будьте добры отвечать на наши вопросы.
От такого оскорбления лицо графини побелело. Как они смеют разговаривать с ней таким тоном? Она поджала губы и ответила ледяным голосом:
— Действуйте, инспектор, действуйте. В наше время стало немодным относиться к людям с уважением. Обыщите посольство и меня тоже, а почему бы и не моего мужа, его превосходительство!
— Сударыня,— продолжал Сальва более сдержанным тоном,— во время нашего предыдущего визита я просил вас назвать имя лица, сообщившего вам об открытии “Жития святого Сильвестра”. Мне необходимо знать это имя. Я решительно настаиваю, чтобы вы мне его назвали, здесь и сейчас.
— А если я вам ничего не скажу?
— Тогда, графиня,— увы! — вас могут обвинить в соучастии.
Она рассвирепела:
— Уходите! Чтобы в моем посольстве меня оскорбил сыщик, который даже не поляк!
— Сударыня,— вмешался Мореше,— мой друг профессор Сальва, был избран Святейшим Престолом, чтобы провести расследование...
Она тотчас же успокоилась, хотя ее огромная грудь все еще вздымалась, как кузнечный мех. Потом она бросила, как бросают кость шавке.
— Это был поляк.
— Но кто именно?
— Очень уважаемый и очень видный поляк.
— Его фамилия?
— Память у меня — как это у вас говорится? — ах да, вспомнила, дырявая. Возможно, мой муж, его превосходительство, и вспомнит эту фамилию. Я-то здесь причем?
— Вы передали эти сведения “Стампе”.
Она съежилась в своем кресле с разводами, насколько позволяло ее роскошное тело, как это делают дети, пойманные с поличным. Потом, внезапно, решилась:
— Юрий Костюшко.
Эти два слова были той струйкой, которая прорывает плотину:
— Но это только ради Святейшего Отца. Каждая полька любит Святейшего Отца, он так гениален и так велик, вам, господа, этого не понять...
— Юрий Костюшко прикомандирован к Ватиканской библиотеке, не так ли? — спросил отец Мореше.
— Юрий, это ничтожество, к Ватиканской библиотеке?
Она расхохоталась, трясясь своим громадным телом и звеня многочисленными украшениями.
— Это секретарь моего мужа, его превосходительства. Он коммунист и полнейший идиот — странно, не правда ли? Он выпивает так много водки, что к одиннадцати часам уже мертв. Преглупо себя ведет...
— Но почему вы хотели скрыть от нас его фамилию? — спросил Мореше, заинтригованный.
— Я знаю, почему,— сказал Сальва с серьезным видом,— Костюшко — это агент, завербованный советскими спецслужбами. Он поставлен возле посла, чтобы за ним следить.
— Юрий? — спросила графиня с плохо разыгранным удивлением.
— Он рассчитывал, что вы распространите эту ложную информацию в Риме, чтобы подорвать авторитет папы. По крайней мере, он в это верил. Как будто эта поддельная рукопись могла повлиять на чей-либо авторитет! Но он полагал, что документ окажется куда более скандальным, чем он есть на самом деле. Так ему внушили. Люди из КГБ, я думаю. Не забывайте, что наш папа — это фермент свободы. Ах, если бы удалось припутать его к какому-нибудь скандалу!