— Вот как! Что вы хотите этим сказать?
— Подведем итоги. Рукопись, датируемая одиннадцатым веком, находилась в Кракове. А ней рассказывалось о жизни Сильвестра, в язычестве Базофона. Это было не “Житие”, заклейменное церковью, а другая версия. Однако к этой версии был добавлен текст шестнадцатого века, венецианского происхождения, вдохновленный исламскими мотивами, своеобразный памфлет, направленный против католической догмы. Все это вместе было переписано буквами каролингского письма. И вот один современный исследователь, по фамилии Кожушко, воспользовался этим усеченным текстом, чтобы добавить туда некий текст собственного сочинения, который он также переписал каролингскими буквами, использовав остатки венецианской бумаги шестнадцатого века, которые находились в папке. Он взял за основу “Житие Гамальдона”, изменив имя героя на Базофон и, я полагаю, немного переделав содержание соответственно своему вкусу. Вы слушаете внимательно?
— Это удивительно...— ответил Караколли в крайнем изумлении от услышанного.
— И вот,— продолжил Мореше,— будущий Иоанн Павел II, тогда еще архиепископ Краковский, узнаёт о существовании рукописи, которую Кожушко готовился продать. Он воспользовался своим исключительным правом, приобрел “Житие”, полагая, что это подлинник, и доставил его в Ватикан после смерти своего предшественника. Таким образом рукопись оказалась в Ватиканской библиотеке.
— Но кто тогда вложил ее в папку, где находилась “Scala Coeli” Иоанна Гоби? — спросил прелат.
— Это нам пока не известно,— сказал Сальва.— Возможно, то же самое лицо, которое знало или предполагало, что там же спрятан обреченный на сожжение “Базофон 666”. А сейчас я вам скажу нечто сенсационное, что заставит подскочить не только вас, монсеньор, но и тебя, мой дорогой друг. Дело в том, что, когда мы были в гостях у этого Кожушко, я заметил на его рабочем столе, рядом с готической рукописью, над которой он работал, клочок бристольской бумаги, где был выписан картотечный номер, сразу бросившийся мне в глаза. И знаете какой? В-83276!
— Номер папки со “Scala Coeli”! — воскликнул нунций.
— Итак, зачем бы этому поляку интересоваться папкой из Ватиканской библиотеки, если бы он не знал, что подделанная им рукопись вложена именно туда?
— Несомненно,— заметил Мореше,— но почему ты мне об этом не сказал?
— Потому что я хотел покинуть Варшаву без излишних осложнений. Я и так боялся, чтобы Кожушко не заметил, что я обнаружил, практически случайно, это неоспоримое свидетельство существования некоего крупномасштабного заговора. Я уверен: папка В-83276 служила почтовым ящиком для какой-то тайной организации, за которой наверняка стоят коммунисты.
— Ну уж извините! — воскликнул Караколли.— Но как все это могло происходить? Чтобы получить документ, читатели заполняют бланки. Нам несложно установить, какую папку выносили и сколько раз. Хотя...
И нунций умолк с задумчивым видом.
— Да, монсеньор,— подтвердил Сальва.— Вы и сами сейчас поняли, что доступ к этой папке имели не читатели, а кто-то из персонала, работающего в Ватикане. Только лица, имеющие возможность заходить, когда им заблагорассудится, в залы хранения, могли общаться между собой посредством папки В-83276. Можно предположить, что туда вкладывались инструкции (но я в это не верю) или что рукопись “Жития” содержала эти инструкции — и до сих пор содержит. Это не впервые некий текст используется в качестве декодера для расшифровки посланий.
— Я начинаю тебя понимать,— пробормотал Мореше.— Текст служит справочником, помогающим расшифровывать донесения, непонятные при первом прочтении.
— Во время последней войны партизаны генерала де Голля избрали в качестве декодера малый словарь Лярусс, начиная со сто пятьдесят пятой страницы. Первые буквы первого попавшегося слова заменялись в нормальной алфавитной последовательности. Первое слово там было сара-citaire. Поэтому С обозначало А, А обозначало В, Р обозначало С. Следующее А, будучи уже использованным, пропускалось, так же как и С. Исходя из этого I обозначало D, Т обозначало Е и так шли дальше по этой же странице, пока полностью не восстанавливали весь алфавит. Каждый день страницу меняли, изменяя таким образом и код. Кто не знал, какое используется произведение и на какой странице, тот никоим образом не смог бы расшифровать текст. Более того, каждый день алфавитный порядок букв следовал за капризами словаря — это уж было совершенно непостижимо для непосвященных! И в то же время система была проста и удобна, ведь почти каждый имел под рукой эту книжицу, такую невинную в глазах немцев и коллаборационистов.