— А если это не так?
— Господи, уж не хотите ли вы убедить меня, что его убили?
— Ваше преосвященство, — продолжил Сальва, выразительно взглянув на своего собеседника, — хотелось бы, чтобы вы знали, что отец Строб ввязался в достойную сожаления политическую игру.
Кардинал Катальди встретил новость без удивления, но с некоторым волнением. С самого начала беседы он левой рукой поигрывал нагрудным крестом, а правой что-то машинально чертил на листке, лежавшем на его бюро. Неожиданно он прекратил все действия, задумался, потом сказал:
— После пребывания в Польше он сильно изменился. — Кардинал испытующе посмотрел на Сальва.
— У вас возникли некоторые сомнения?
— Не совсем. Назовем это смутной интуицией. Видите ли, профессор, уже около месяца отца Строба особо интересовали поездки понтифика, а это не входит в его обязанности, как, впрочем, и в мои. Однако моя дружба со святым отцом всегда позволяла мне быть в курсе его планов. Он даже часто спрашивал моего совета по поводу своих поездок. Отец Строб знал о наших доверительных беседах и пытался кое-что у меня выяснить, так что его любопытство дало мне сперва повод думать, что он поставлял сведения в газеты, падкие до жареных фактов. Но после его смерти я, признаюсь, призадумался. А не работал ли он на какую-нибудь иностранную службу?
— Ваше преосвященство, вы весьма проницательны, — сказал Сальва. — И тем не менее могло случиться, что у вас вырвалась информация, которую противники либерализации с Востока попытались использовать.
— И навредить его святейшеству, не так ли? — вдруг охрипшим голосом спросил кардинал. — Да, мое предчувствие меня не обмануло. Этого отца Строба мне порекомендовали лица, которым я не должен был доверять. Я, конечно, понимаю, почему Москва через польских коммунистов хотела бы скомпрометировать деятельность папы, но вот как духовные лица могли сотрудничать с такой ужасной организацией?..
— А между прочим, некоторые из них уверены, что польская церковь может все потерять от ослабления коммунизма. Есть над чем поразмышлять? Костелы не будут полными, если исчезнет оппозиция к коммунистическому режиму — вот что думает это духовенство. Здесь мы имеем именно то, что обозреватели называют объективным альянсом церкви и коммунизма. Странная парочка, не находите?
Кардинал Катальди покачал головой, глубоко вздохнул.
— В польской церкви всегда хватало сторонников интеграции. Это крайне опасное направление, движущими силами которого являются неразумность и пристрастие. Конечно, эти люди гордятся тем, что один из них занял трон святого Петра, но в то же время они обвиняют его в примиренчестве, в западной мягкотелости. Любопытно, что многие, и я в том числе, знают о научной принципиальности понтифика. Но что я могу сделать? Чем могу быть вам полезен?
— Каковы публичные перемещения папы? — спросил Сальва.
— Перемещается он почти каждый день, посещает базилики, к примеру, в Риме. Что касается дальних поездок, о которых судачит пресса, то восемь дней он намерен провести в Латинской Америке, три дня — в Женеве… Должен он побывать и в Польше, но дата еще не определена. Впрочем, в канцелярии вам расскажут все детали.
— Среди зтих перемещений нет ли одного, которое вам кажется экстраординарным?
Кардинал немного подумал, потом, улыбаясь, сказал:
— Я могу вам доверять, не правда ли? То, что я сообщу, особо секретно. Иоанн Павел II должен в частном порядке встретиться с главным раввином Рима у князя Ринальди да Понте в следующую среду в 15 часов. Я буду сопровождать его с большой радостью, ибо всегда думал, что церковь слишком долго плохо обращалась с теми, кого можно считать нашими предками. Иисус был иудей. Божья Матерь была иудейкой. Все апостолы были иудеями. Святой Павел был иудеем. А следовательно, и мы тоже иудеи. В некотором роде мы иудеи приемные.
— Отец Строб знал об этой встрече?
— Именно он печатал на машинке письмо князю с уточнением времени окончательной встречи.
С этой тревожащей новостью посетители и распрощались, чтобы пойти в зал Пия V, где их ждал Басофон.
Адриен подумал: «Можно ли устранить тень светом?» Потом он принялся размышлять о князе Ринальди да Понте. Какое отношение к нему могла иметь Изиана?
ГЛАВА XVIII,
«Проснувшись, молодой человек обнаружил отсутствие красавицы эфиопки. Попугай, взобравшись на шкаф, выговаривал ему:
— Лентяй! Вставай! Женщины — существа сумерек. Ты и так уже потерял много времени с той посмертной тряпкой. Не хватало еще, чтобы ты растратил еще больше с этой девкой. Я нанял тебя, чтобы ты сопровождал меня до Понта Эвксинского. Давай-ка собирайся! Нам нужно сперва найти волшебника Симона, дабы он вернул мне человеческий облик.
Басофон никак не мог уразуметь, кто с ним говорит. Не помнил он в точности и того, что происходило накануне во время любовных игр, в голове у него мутилось. Он с трудом поднялся и едва удержал равновесие. Слишком уж он много выпил на празднестве в честь своей победы. Но когда он умылся, мозги его прояснились и он вновь обрел смелость.
— А ты прав, — сказал он попугаю. — Этим утром мы уйдем из Эдессы. Царь вернул себе трон. Губернатор потерял зрение и рассудок. Святой Образ вновь выставлен на обозрение в святилище с остроконечной крышей. И все-таки я недоволен. Ты видел, как вели себя верующие из Антиохии? Их трусость постыдна для того, кого они якобы возлюбили и кому служат. С такими трусами Благая Весть не разойдется по свету.
— Ба! — воскликнул попугай. — Тебе бы лучше побеспокоиться о себе. Твоя история с воскрешением интересна только любителям таинственного. В Египте я знавал дюжину сект, распространявших легенду об Озирисе. Другие рядятся в Аполлона, который якобы в лохмотьях пришел из Персии. Да вообще-то все мы умрем рано или поздно.
— Мы воскреснем в последний день.
— А он будет? Коль он наступит, кто увидит его?
Басофон рассердился. И кто его дергал за язык, заставляя вести диалог с этой противной птицей. Он вышел во двор, где его ждал осел.
— А ты что мне скажешь? — спросил он его.
— Я восхищен вашими подвигами и готов уверовать в Христа, — ответил римлянин.
— Дорогой Брут, я не могу окрестить осла! Да и по правде говоря, я не знаю, как вернуть тебе человеческий облик. Обратиться к волшебнику Симону — об этом не может быть и речи.
— Послушай, — сказал осел, — я думаю, что крещение сделает меня человеком. Ну а если нет, то я останусь в этой шкуре сколько надо, пока душа моя не станет настолько чистой, чтобы обрести святость.
— Э, — воскликнул сын Сабинеллы, — вот вера, которая мне нравится! Ничего, что ты животное; такие, как ты, гораздо лучше людей.
Он подвел римлянина к небольшому фонтану посреди двора. Зачерпнув воду ладонью, он полил ею голову осла, произнеся молитву Святой Троице. И тут произошло чудо. Животное мгновенно превратилось в человека — молодого, не такого, как бывший Брут. И конечно же, некоторые невежды могут не поверить в случившееся. Но тем не менее это было первое чудо, совершенное святым Сильвестром, описанное в «Житии самых известных святых». Это стало догматом веры, подтверждающим истину, которую никто не может опровергнуть.
Брут бросился в ноги Басофону со словами:
— Я преклоняюсь перед тем, кто будет светочем Фессалии.
Сильвестр поднял его, облобызал, после чего велел готовиться к отъезду. Но попугай, видевший из окна процедуру крещения, быстренько подлетел к ним.
— Эй вы, а я? Меня забыли? Я видел, что ты сделал с ослом. Разве вода из этого фонтана волшебная?
— Без веры в нашего Спасителя она — просто вода, — ответил Брут.
— Какой вздор! — не поверил Гермоген.
И он прыгнул в фонтан, начал плескаться в нем, но, естественно, так и остался птицей. Тогда он подлетел к Басофону и сказал: