Архангел Гавриил собрал главных светил небесной науки и обратился к ним:
— О вы, несравненные братья, мне предстоит выбрать среди вас тех, кто займется еще незрелым умом Басофона, дабы окреп он и расцвел, подобно розе, знаниями.
Все одобрительно зааплодировали, потом слово взял Ной:
— Дитя это есть ковчег посреди потопа порочности и жестокости, оно понесет послание Христа на земли Фессалии. Кому, как не мне, надлежит обучить его искусству кораблевождения, обращения с мачтами, ветрилом и парусами, а также познакомить его со всеми скотами и тварями, спасшимися от потопления в незапамятные времена, познанными мною во время долгого плавания…
Тут встал Авраам и, в свою очередь, громко заявил:
— А мне, получившему из Божьих рук хлеб и вино, надлежит преподать ему основы священничества, ибо он будет основывать церкви и монастыри, как это делал я, но им будет несть числа, их появится больше, чем звезд на небе.
Тогда выступил Иаков и сказал:
— Я тоже буду наставником Басофона, ибо я боролся с ангелом с вечера до утра, а этому избранному предстоит беспрестанно бороться с силами зла. Я преподам ему науку быть незримым.
Иосиф добавил:
— В искусстве управления людьми нет мне равных, ведь я был советником фараона. Поэтому кому, как не мне, учить этого ребенка знанию человеческой натуры, дабы приобрел он трезвость ума, стал сведущ в политике и способен был превзойти всех великих стратегов всех времен.
Поклонился Гавриил патриархам и молвил:
— Нет лучших учителей для этого ребенка, чем вы. Они же, тоже поклонившись, разошлись готовиться к встрече с мальчиком.
Но пока происходили эти чудесные небесные события, губернатор Руфус был в неописуемом гневе. Кто посмел уничтожить солдат, посланных захватить Басофона? Он тотчас собрал три больших отряда — один из них конный — и встал во главе этого войска. Они вошли в лес и со всех сторон окружили опушку. По сигналу все бросились в атаку. Однако, к большой ярости Руфуса, на опушке никого не было: исчез ребенок, а с ним — коза и старуха, которая присматривала за ним.
Обезумев, Руфус приказал солдатам вырубить подчистую весь лес, дабы не укрылось там ничто живое. Выдернуты были мельчайшие кустики, засыпаны землей лисьи норы. Выгнали из логовищ кабанов, оленей и хорьков, но не нашли и следов Басофона. Малыш будто улетел.
А он и в самом деле улетел! Ангелы подхватили его люльку, кормилицу и няньку, перенесли их на Небо и принесли в предназначенное для них жилище. Старуха брюзжала: «Зачем все это? На опушке было так хорошо». Она была недовольна тем, что в Раю не сможет собирать таких изумительных грибов, какие росли в тени дубов… Святой Петр утешал ее:
— Не беспокойтесь, бабушка. Я принесу вам их сколько угодно!
А внизу, под этим благословенным местом, в расщелинах преисподней, копошились демоны. Запыхавшийся Барбюле прибежал туда и постучался в ворота царства Сатаны. Он видел, что произошло, и примчался доложить обо всем своему господину.
— Ну, мерзкий червяк! — вскричал тот, вращая зелеными глазами. — Обрюхатили ли наши молодцы тех ангелов, притворившихся женщинами?
При этой мысли он повеселел.
— Увы, — с ходу придумал Барбюле, — три наших соблазнителя задержались на Земле с девицами легкого поведения… Так что, прибыв на опушку, они никого не застали. Басофон исчез.
Сатана издал такой ужасный вопль, что замерли сердца у дьяволов. Но тут же спохватился и сладким голосом спросил:
— И куда же улетел этот очаровательный херувимчик?
— На Небо, о Всемилостивейший Блистательный… Князь тьмы вновь возопил, потом осведомился:
— Он умер?
Барбюле, потупившись, стал объяснять, как на опушку опустились ангелы и унесли ребенка живым.
Тут Сатана не сдержался. Разъяренный, он подскочил к Барбюле и обрушил на него град ударов; потом он вызвал Вельзевула и, отругав его, приказал наказать трех дьяволят, не справившихся с поручением, и кинуть их в костер на тысячу лет. После этого он спустился ниже посоветоваться со своим главным астрологом Гадагоном.
Это была жаба, гнившая на дне зловонного колодца. Она умела читать по экскрементам.
— Где Басофон? — спросил ее Сатана.
Та задумалась, надолго закрыв свои сине-зеленые глаза. Открыв их, проквакала:
— В западной части Рая, о Наимерзейший…
— И что он там делает?
— Его посвящают в секреты знаний.
Сатана заскрежетал зубами. От бессильной ярости он стал так отвратительно пахнуть, что ко всему привычная жаба чуть не задохнулась. Затем он удалился в свой дворец, и несколько дней тело его сотрясалось, а он никак не мог унять этой дрожи.
Итак, Басофон поселился на Небе, к великому огорчению Сатаны, который вскипел ненавистью и, чтобы как-то отыграться, направил к Руфусу посланца, дабы тот внушил ему предать смерти святого Перпера и Павла. Римлянин не преминул это сделать с утонченной жестокостью. Но оба христианина с легким сердцем воспевали хвалу Господу во время самых страшных мучений. Души их после смерти вознеслись на Небо и встретились с душами всех верующих Фессалии, убитых ранее.
Было всеобщее ликование, к которому присоединились и избранные. Потом Иисус назначил Павла Главным Хранителем своего Святого Имени, а Перпера — Главным Епископом Высшей Тайны. Во время последующих славословий и восхвалений было сожжено столько благовоний, что божественная память не упомнит такого ароматного тумана в Небесном
«Грядет нечто необычное…» — подумал Иов».
ГЛАВА IV,
— Восхитительно! — восторженно воскликнул нунций Караколли. — Не правда ли, средневековая вера намного непосредственнее и чище, чем современная? Ангелы, демоны, Иисус и Матерь Его, патриархи — все это настолько близко, что нам кажется, будто мы видим и слышим их.
— Монсеньор, — невозмутимо произнес Адриен Сальва, — разве не решили мы поразмышлять в саду?
— Да, но разрешение… — беспокойно заметил каноник, наконец-то справившись с кнопками своего магнитофона и отключив его от сети.
— Думаю, нам дозволено, — убедительно проговорил нунций. — Ведь не будем же мы топтать клумбы, не так ли?
Все встали. У Стэндапа был усталый вид, однако никто не осмелился сказать ему об этом, чувствовалось, что подобное замечание не понравилось бы профессору. Открыли застекленную дверь, выходящую в сад, и с ученым видом стали прогуливаться по дорожкам, как это наверняка делали философы в Афинах а позднее во Флоренции времен Лоренцо Великолепного. Сальва не замедлил закурить сигару, кончик которой он раздавил в пепельнице часом раньше.
— Грешно портить запах цветов, — уронил каноник.
— Зато вредно для мошкары, — произнес Стэндап.
— Господа и уважаемые коллеги, — начал нунций, — сдается мне, что редко когда услышишь подобный перевод, с легкостью сделанный с листа нашим выдающимся профессором, и я недоумеваю, почему гнев Церкви обрушился на такую невинную историю. Я с самого начала ожидал худшего. И вот мы очарованы, восхищены! Не скрывайте, дорогой каноник, я видел, как благоговейно вы внимали и благостно улыбались.
— Я сожалею об этом, поверьте, так как, не в обиду вам будет сказано, там попахивает ересью. Как могло произойти, что живой человек вознесся на Небо? Такой участи удостоилась лишь наша Святая Мать, да и то в состоянии сна. Более того, она была непорочной и, следовательно, не могла умереть. С Басофоном такого не должно было случиться, хотя и стал он Сильвестром.
— Гм-м, — пробурчал Сальва, — не будем заблуждаться. Чудеса могут совершаться по своим законам, и я не вижу причин, мешающих ходить по воде, взлетать в Рай на спинах ангелов — если только у них есть спины — или советоваться с жабой-астрологом. Главное, чтобы во всем этом найти свою внутреннюю логику. А верить в это или не верить — это другой вопрос.
— Миллионы мужчин и женщин поклялись бы, что были свидетелями того, что вы считаете вздором! — бросил каноник, лицо которого вдруг побагровело.