Когда растерянный сержант вбежал в комнату, Бейли посмотрел на него так, как разъяренный бык смотрит на неопытного тореро, намереваясь поддеть его на рога и пронести по арене.
- О чем вы думали, когда начали служить в полиции? - спросил он Вильямса тихим, вкрадчивым голосом. - Вы хотите стать инспектором или даже старшим инспектором, а может быть, и суперинтендантом, не так ли? Вы умны, вам нельзя отказать в добросовестности и прилежании. У вас есть необходимые связи, а почтенный сэр Арчибальд является вашим дядюшкой. - Бейли сделал паузу, несколько раз глубоко вздохнул и сказал с явным сарказмом; - И все же вы никогда не станете ни инспектором, ни старшим инспектором, ни суперинтендантом! Из вас ничего не получится. А почему? Потому что вас с треском выгонят из полиции! И меня тоже.
- Что, собственно, случилось, сэр? - отважился наконец спросить Вильямс.
- Третья жертва в замке Карентин.
- Убийство?
- Якобы автомобильная авария.
- Кто же на этот раз?
- Грэди.
- Если это была автомобильная авария, сэр, тогда...
- Не будьте идиотом, Вильямс. Провалиться мне на этом месте; если это была автомобильная авария. Но мы опять ничего не можем доказать, считайте, что труп исчез. В бензобаке было сорок литров бензина. На том месте, где ее нашли, удалось наскрести лишь горсть золы.
- Если вы позволите, я хотел бы задать один вопрос, сэр.
- Послушайте, вы тоже начинаете говорить таким же нелепым языком, как этот Фишер! - заорал на него инспектор. - И не стойте как жердь, словно у вас сросся позвоночник. Это действует мне на нервы! Что вы хотите спросить?
- Я хотел бы знать, как вы можете с такой уверенностью утверждать, что несчастный случай вовсе не несчастный случай.
- Понятия не имею. Но, черт возьми, я убежден в этом! Этого вам не достаточно?
- Нет.
- Гм, - пробурчал Бейли, как обрывающаяся басовая струна виолончели. Хорошо. Давайте подумаем вместе. Возьмем факты, только факты, и ничего; кроме фактов.
- Согласен, сэр, только факты, - ухмыльнулся Вильямс.
- Послушайте, Вильямс, я запущу сейчас вот этой чернильницей в вашу голову Бегайте тогда целую неделю синекожим.
- Если вы позволите заметить, сэр, то на этом свете нет синекожей расы.
Вместо того, чтобы признать это несомненно правильное замечание, Бейли сделал что-то невероятное. Он схватил чернильницу, встал, подошел к Вильямсу и медленно, с наслаждением вылил ее содержимое на его голову. Потом, как когда-то Лютер, он разбил чернильницу о стену, хотя ему и не почудился там черт. Он сделал это скорее потому, что неожиданно его осенила мысль, которая была настолько же абсурдна, как говорил позднее сам, насколько абсурдной может быть иногда сама истина.
- Вот видите, все же есть синекожие люди, - обратился он к Вильямсу, который стоял, поджавши хвост.
Вильямсу было лет двадцать пять, он не курил, был здоров, холост и поэтому свободен от всяких забот. Бейли считал Вильямса излишне серьезным. Оказалось, что он ошибался
- Вы убедили меня, сэр. - Молодой сержант посмотрел на себя в висевшее над умывальником зеркало. - Но шутка будет стоить вам десять фунтов. Эту сумму вы переведете на счет общества антиалкоголиков "Легко на сердце без виски" в Уолсе. В противном случае я сейчас же сажусь за стол и пишу остатком чернил жалобу. И у вас есть недруги, причем не только в полицай-президиуме, но и в прессе. - Он сказал это на полном серьезе, но потом вынужден был рассмеяться. - Вот будет спектакль, если я в этом виде попаду на первую полосу ливерпульской газеты! Заголовок: "Инспектор освящает своих подчиненных чернилами!" Фото вызовет сенсацию по всей Англии.
Бейли проглотил слезы. Он был шотландцем и поэтому, если верить преданию, немного скуповат. Но он обладал достаточным чувством юмора.
Молча вытащил он из кошелька десять фунтов и положил их на стол. Из портмоне он достал один шиллинг и добавил его туда же.
- Это на чистку. А теперь убирайтесь прочь с моих глаз и возвращайтесь лишь после того, как вновь будете принадлежать к белой расе
Когда Вильямс вернулся, его расовую принадлежность нельзя было точно определить. На лбу, залысинах и висках кожа отсвечивала зеленым цветом, щеки отдавали в желтизну, а подбородок приобрел фиолетовый цвет.
Инспектор посмотрел поверх очков.
- Если вы основательно отмоетесь, то расовая проблема для вас будет решена, - заметил он. Потом неожиданно выпалил: - Этот Фишер совсем не пятидесятилетний человек независимо от того, имеет он отношение к этим убийствам или нет.
- У вас есть доказательства? - донимал Вильямс инспектора точно так же, как это было в начале беседы, когда Бейли утверждал, что бывшая начальница почты погибла не случайно.
- Доказательства, доказательства! - передразнил его инспектор. - Нет у меня доказательств, но зато у меня есть интуиция, вы, синяя борода
- Для судебных следователей интуиция пустое слово. Это ведь ограниченные, то есть логически думающие люди. - Вильямс почесал подбородок.
- Послушайте! - Бейли поднял толстый указательный палец. - А что вы подумали бы обо мне, если бы я, например, сказал: "Сэр, я приложил максимум усилий, чтобы сохранить в этом сосуде кофе при температуре, которую вы предпочитаете". Ну, как?
- Я бы счел вас идиотом. Или.. - У Вильямса началось просветление мозгов. - Вы считаете, что такой высокопарный слог дворецкого Фишер усвоил из книг? В действительности же он никогда не был ни дворецким, ни стюардом, ни кем другим?
- Именно так. А из этого следует, что данные его биографии, по крайней мере за последние десять лет, неверные. Не исключено, что он провел их в тюрьме, сумасшедшем доме или в другом каком-либо изолированном заведении.
- Однако при проверке данные подтвердились.
- Ничего не подтвердилось, вернее, другое: человек по имени Фишер действительно работал стюардом на указанных судах. Но кто вам скажет, что наш Фишер и был тем стюардом?
- Вы правы. Мы должны немедленно направить фотографию Фишера в международную полицию "Интерпол", - горячился Вильямс. - Но если даже выяснится, что Фишер совсем не Фишер, а какой-то гангстер, мы еще долго не сможем его изобличить У него нет ни малейшего мотива отправлять на тот свет наследников этого сумасшедшего Роберта Торпа. Вероятнее всего, он хотел провести последние годы жизни спокойно и поэтому нанялся садовником в Карентин.