В наше время психоневрологи подтверждают наблюдения Фрейда, согласно которым проблемы между матерью и ребенком на ранних стадиях его развития возникают в связи с питанием, а позднее в связи с тем, что ребенка начинают приучать проситься на горшок. Однако в последние годы в Америке наметилась тенденция снижения «проблемы детского питания». Означает ли это, что изменился характер развития ребенка? Это невозможно, так как по определению оральная стадия относится к инстинктивному этапу развития. Скорее всего, современная культура способствовала тому, что проблема детского питания перестала занимать центральное место среди проблем раннего детского развития. Видимо, свою роль сыграло то, что американцы увлеклись идеей вседозволенности в воспитании детей либо в нашем богатеющем обществе мать просто перестала беспокоиться о том, что ей нечем будет кормить ребенка. В связи с влиянием идей Фрейда на нашу культуру образованные родители обычно стараются «не давить» на ребенка, когда приучают его как можно раньше проситься на горшок. Более вероятно, что в наше время проблемы могут возникнуть, когда ребенок учится ходить или читать. Уже в сороковые годы американские социологи и психоаналитики начали пересматривать концепцию Фрейда с позиции новых культурных ценностей. Но, как это ни странно, это не помешало им применить к американской женщине теорию женственности в том виде, в каком она была создана Фрейдом.
Дело в том, что для Фрейда даже в большей степени, чем для современного редактора журнала на Мздисон-авеню, женщина представляла собой странное существо, более низкого разряда, чем мужчина. Он видел в них куколок с детским развитием, которые существуют только для того, чтобы любить мужчину и удовлетворять все его нужды. Это был такой же неосознанный солипсизм, как тот, согласно которому в течение многих веков человек думал, что Солнце представляет собой яркий предмет, который вращается вокруг Земли. Фрейд вырос с этим представлением о женщине, внедренным в него культурой его времени — не только культурой викторианской Европы, но и еврейской культурой, позволявшей мужчине говорить в своих ежедневных молитвах: «Я благодарю Тебя, Боже, за то, что Ты не создал меня женщиной», — а женщинам покоряться своей судьбе: «Я благодарю Тебя, Боже, что Ты создал меня согласно своей ноле».
Мать Фрейда была симпатичной женщиной, которая покорно вышла замуж за человека в два раза старше ее; его отец диктаторски правил семьей, как это было принято и еврейских семьях в течение всех веков преследования, когда отцы семейства редко могли оказывать влияние на события вне семейного круга. Его мать обожала юного Зигмунда, своего первенца, и мистически верила в то, что ему судьбой уготовано стать великим человеком. Казалось, она жила только для того, чтобы удовлетворять все его желания. Его воспоминания о ревности на сексуальной почве, испытываемой им по отношению к отцу, желания которого мать также неукоснительно исполняла, явились основой его теории об эдиповом комплексе. Для его жены, так же как для матери и сестер, его потребности, его желания, его мечты всегда занимали центральное место в их семейной жизни. Когда выяснилось, что звуки пианино, на котором его сестры учились играть, мешают его занятиям, «пианино исчезло» и, как позднее вспоминала Анна Фрейд, вместе с ним исчезли «все возможности для его сестер стать музыкантами».
Фрейд не видел в таком отношении ничего особенного и не считал его причиной возникновения проблем у женщины. Самой природой было предназначено, чтобы мужчина управлял женщиной, а она по своей слабости завидовала ему. В письмах Фрейда к Марте, его будущей жене, написанных во время их помолвки, длившейся четыре года (1882–1886), звучат те же нежные покровительственные мотки, которые слышны в словах Торвальда в «Кукольном доме», когда он бранит Нору за ее стремление стать человеком. Фрейд начал изучать секреты человеческого мозга в лаборатории в Вене, Марта же, его «нежное дитя», все эти четыре года должна была под опекой своей матери ждать, когда же он сможет приехать и забрать ее. Из его писем видно, что для него она не являлась личностью, а была всего лишь домохозяйкой с развитием ребенка даже тогда, когда она уже перестала быть ребенком и еще не стала домохозяйкой. «Столы и стулья, кровати, зеркала, часы, которые должны напоминать счастливой паре об уходящем времени, кресло, в котором приятно посидеть часок-другой, предаваясь мечтаниям, ковры, которые помогут хозяйке содержать полы в чистоте, постельное белье, перевязанное красивыми ленточками и сложенное в шкафах и комодах последнего образца, шляпки с искусственными цветами, картины на стенах, стаканы и рюмки на каждый день и для торжественных случаев, тарелки и блюда… стол, за которым шьют, и лампа, создающая уют, все должно содержаться в полном порядке, а иначе, если будет отдаваться предпочтение лишь каким-то отдельным вещам, хозяйка потеряет душевное равновесие. Вот этот предмет, например, был очевидцем того, как создавался семейный очаг, и этим он дорог, а этот взывает к чувству красоты, этот напоминает о друзьях, о которых хочется помнить всегда, о городах, в которых ты побывал, о времени, которое приятно вспоминать… И мы должны отдавать наши сердца таким ничтожным вещам? Да, и не раздумывая… В конце концов, я знаю, какая ты нежная, что ты можешь превратить дом в райский уголок, что ты будешь жить моими интересами, будешь веселой и заботливой. Я позволю тебе управлять домом так, как тебе захочется, а ты вознаградишь меня своей нежной любовью и тем, что будешь выше тех слабостей, за которые так часто презирают женщин. Насколько будет позволять моя работа, мы сможем читать и изучать то, что захотим, я помогу тебе понять те вещи, которые обычно не могут интересовать девушку, если она ничего не знает о своем будущем супруге и его профессии…» 5 июля 1885 года он бранит ее за то, что она продолжает посещать свою подругу Элизу, чье поведение в отношении мужчин явно страдает отсутствием скромности: «Что толку, что ты считаешь себя достаточно взрослой и думаешь, что ваши взаимоотношения не могут повредить тебе?.. Ты слишком мягкая, и я должен исправить этот недостаток, потому что за твои поступки спросится и с меня. Ты моя драгоценная маленькая женщина, и, даже когда ошибаешься, ты не становишься для меня менее драгоценной… Но ведь ты знаешь все это, мое нежное дитя…»