"…всему венец –
Человеческая глупость,
Безысходна, величава.
Бесконечна…" (А. Блок).
Я сейчас много изучаю все, что связано с судьбой России, ее историей и культурой, так как "многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего" (А.К. Толстой).
Многое из этого относится и к истории "перестройки, которую мы потеряли". Я и с себя не снимаю ответственности. Хотя особого ума не показали и те, кто оказался у власти после нас. Я категорически не согласен, однако, с теми, кто связывает перестройку с тем, что сделали потом Б.Н. Ельцин, Е.Т. Гайдар и другие, разрушив страну и ограбив ее народ.
Был ли у идеи обновленного СССР, а я бы добавил — у социализма — реальный шанс на успех? До сих пор уверен, что да, был, и мы виноваты, что по разным причинам не использовали его, не сумели (и не успели!) придать социализму новый "человеческий облик", не воплотили в жизнь идею гуманного, демократического социализма, а я добавлял: если не нравится это слово, говорите — «общества». Это могло привлечь многих и это не утопия по крайней мере для того времени.
Н.Ш.Не утопия для того времени… А для этого времени?..
И.Ф. Теперь после всего, что произошло с начала 90-х годов, об этом говорить смешно и преступно: Россия — побежденная капитализмом (прежде всего США) страна, и мы отброшены назад в результате распада СССР, ельцинско-гайдаровско-чубайсовских "реформ", последствия которых будут тянутьнас вниз еще очень долго.
Мне не увидеть того, что будет в России через десятилетия, хотя я когда-то занимался "проекциями в будущее". Теперь я вижу, как глубоко заблуждался здесь и как виноват в том, что кому-то внушал ненужные иллюзии и надежды. Я теперь вообще не верю в способность человека предвидеть будущее, а потому воздерживаюсь от всякого рода прогнозов. Но я согласен с Вами, что шанс перехода (когда это будет?) к современному, как Вы говорите, "постиндустриальному" (а для меня — гуманному, демократическому) обществу "реального гуманизма" еще окончательно не упущен, хотя бы потому, что этот шанс остается реальным, пока существует человек разумный и гуманный. Но мы теперь далеки от этого в большей мере, чем во времена перестройки.
Н.Ш. К началу третьего тысячелетия, в связи с бурным прогрессом биотехнологии, компьютеризации и т. п. человечество стоит перед глобальным проектом радикального изменения самой человеческой природы. Вы один из ведущих специалистов по проблемам этики науки, биоэтики, концепции нового гуманизма. Чем представляется Вам этическая компонента науки: «расписанием», определяющим направление движения или, скорее, «стоп-краном», не дающим сорваться в пропасть?
Н.Ф. Мои идеи на этот счет — не только моя "интеллектуальная собственность". Они во многих случаях также результат научной деятельности коллективов, которые я возглавлял и возглавляю. Все это отражено во многих моих книгах (особенно первого периода, когда я занимался этими вопросами специально, и я об этом уже рассказывал на страницах "Вопросов философии"). Кроме того, как я показал в начале нашей беседы, все это составляет теперь научную программу деятельности Института человека, его коллектива. Отвечая на Ваш вопрос, я буду апеллировать поэтому и к некоторым текстам своих статей и книг, так как многие мои философские идеи уже действительно стали текстами, сыгравшими определенную каталитическую роль в философии и науке о человеке. Я не буду (для сокращения объема беседы) говорить о моих идеях, связанных с познанием загадки жизни, методологией биологического познания. Мне кажется, это давно известно, а, кроме того, в последние 25–30 лет я мало занимаюсь этим. Не то чтобы наука уже "разгадала" все эти "мировые загадки" (выражение Э. Геккеля). Скорее наоборот! Но все это для меня — где-то в "другой жизни" и я многое забыл. Мне хотелось бы коснуться других проблем, которые занимают меня теперь в большей мере, прежде всего проблемы науки в ее синтезе с человеком и гуманизмом, чему посвящена моя книга "Человек, наука, гуманизм: новый синтез", изданная на английском, немецком и французском языках. По-русски основной материал содержится в книге «О человеке и гуманизме». Я исхожу в ней из того, что в наши дни ни один научно-технический проект не может рассматриваться в изоляции от социальных условий его реализации. Чисто сциентистский и технократический подход может приводить к негативным или даже трагическим последствиям. И мы знаем многие из них. Это относится и к мирному использованию энергии атома, и к освоению космоса, и к генной инженерии и биотехнологии, и к глобальным проблемам, и, наконец, к самому человеку, поскольку он во все большей мере становится не только субъектом, но и объектом науки. Последняя через новуютехнологию энергично вторгается в жизнь человека, и это оказывается не только позитивным. В связи с, этим я и поставил вопрос о необходимости нового синтеза человека, науки и гуманизма. Сегодня во все большей степени обнаруживается "человеческий разрыв", который пронизывает современную "техницистскую" цивилизацию. В очень сильной степени этот разрыв обнаруживается и в науке. Наука в значительной степени "отслаивается" от определенных культурных и гуманистических связей и проблем. И она, по существу, оказывается тем, что во многих случаях называют "научным производством", участники которого якобы вообще не должны задумываться над тем, каков результат их деятельности, что это дает людям, к каким последствиям это приведет и т. д. Поэтому нужен новый синтез, преодолевающий этот "человеческий разрыв", нужно тесное взаимодействие разных наук с культурой в целом, их новое воссоединение, потому что профессионализация науки, достигшая колоссальных масштабов и дающая эффективные во многих случаях результаты, в конечном счете, может обернуться своими негативными сторонами для самой науки.
Мы часто исходим из того, что сейчас якобы нет смысла сомневаться во все возрастающем значении, которое приобретает гуманистическая проблематика в современной науке. Однако это верно лишь как теоретический принцип или идеал. Реальность жизни науки, если брать ее существенные фрагменты (и не только в прикладных, но и фундаментальных направлениях), бывает далекой от этого принципа или идеала и тем более от следования им на практике. Поэтому имеет значение постоянное возвращение к гуманистической проблематике: поступать так, как будто бы все начинается сначала. И надо сказать, что для новых поколений ученых так во многих случаях и предстают вопросы, связанные с "человеческим измерением" науки. Тот, кто непосредственно работает с коллективами ученых, может со всей определенностью сказать, что высокие идеалы гуманизма, культурные аспекты науки — это то, о чем многие думают лишь, так сказать, в свободное от работы время. И это требует постоянного внесения гуманистической проблематики в основание науки.
Если попытаться коротко определить главную социальную проблему данного этапа, прямо связанную с требованиями новой, "высокой", как ее называют, технологии, то ответ может звучать так: «высокое соприкосновение». Эта терминология из лексикона компьютерной технологии получает, таким образом, более широкий смысл: чем выше уровень технологии производства и всей человеческой деятельности, тем выше должна быть и ступень развития общества, самого человека в их взаимодействии с природой, новая цивилизация и новая гуманистическая культура, исходящая из того, что человек — самоцель общественного развития. "Высокое соприкосновение" новой технологии с обществом, человеком и природой становится сегодня уже не просто жизненной необходимостью, но и непременным условием как эффективного применения этой технологии, так и самого существования общества, человека и природы. Все это ставит новые проблемы перед современной цивилизацией, побуждая изменить в ней существующие приоритеты. С этим выводом я вышел на политическую арену в годы перестройки. Он может показаться неактуальным сейчас, когда в результате неразумно осуществляемых реформ наука в России попросту гибнет.