Ближе к вечеру путешественники достигли небольшого домика, где жил одинокий фермер. Они рассказали ему свою байку, и он поверил, оказав им крайне радушный прием. На следующий день фермер отвез всех своих гостей в ближайший городок, который назывался Роча, и той же ночью Кандьеро и Тэффир получили возможность сбежать. В течение суток они поведали о своих злоключениях властям, и бунтовщики оказались в руках полиции.
Из двадцати человек, которые вышли из Лондона на борту «Цветущего края», шестеро приняли смерть от рук убийц. Осталось четырнадцать, восемь из которых подняли бунт. Шестерым же судьбой было предназначено выступить свидетелями против бунтовщиков. Не существует более наглядного примера длинных рук и стальной хватки британского правосудия, нежели тот факт, что спустя всего несколько месяцев эта смешанная команда была препровождена с далеких берегов Аргентины в центр Лондона. Славянин, негр, манильцы, норвежец, турок и француз стояли лицом к лицу в Центральном суде по уголовным делам.
Именно своеобразный состав команды корабля, а также чудовищность совершенных преступлений послужили причинами для живейшего внимания публики к этому судебному процессу. Причем смерть капитана и первого помощника вызвала у общественности меньшее негодование и куда менее повлияла на решение суда присяжных, нежели бессердечное убийство невинных китайцев. Наибольшие трудности вызвало определение степени вины каждого среди столь большого количества преступников, а также выявление тех, кто наиболее активно участвовал в пролитии крови. Показания дали второй помощник Тэффир, юнга Эрли, французский матрос Кандьеро и плотник Андерсон. Кто-то обвинял одного из заговорщиков, кто-то – другого. После самого тщательного расследования пятеро бунтовщиков – Леон, Бланко, Ватто, Дюранно и Лопес – получили смертный приговор. Все они были манильцами, за исключением левантийца Ватто. Самому старшему из них исполнилось всего двадцать пять лет. Приговор они выслушали с великолепным равнодушием, а перед его оглашением Леон и Ватто громко расхохотались, поскольку Дюранно забыл речь, которую намеревался произнести. А один из оставшихся в живых бунтовщиков, приговоренный к тюремному заключению, выразил надежду, что ему, возможно, позволят забрать башмаки Бланко.
Приговор был приведен в исполнение двадцать второго декабря перед зданием Ньюгейтской тюрьмы. Пять веревок судорожно дернулись напоследок, и трагедия «Цветущего края» обрела свое достойное завершение.
Воспоминания капитана Уилки
«Интересно: кто же он все-таки такой?» – думал я, украдкой бросая взгляд на своего попутчика, с которым мы, так уж получилось, делили купе в вагоне второго класса на маршруте Лондон – Дувр.
Признаюсь, рассуждать об этом я начал не сразу. Сперва меня одолевала бурная эйфория по поводу того, что наконец настали долгожданные дни каникул – и теперь мне предстоит веселье Парижа, а не унылая рутина больничных палат, где я завершал студенческую практику. Так что лишь какое-то время спустя я заметил, что в купе не один.
Конечно, все мы, добропорядочные современные британцы, сейчас согласны со знаменитым, при всей своей неписанности, правилом «Компания начинается с троих» – и поэтому, если где-нибудь нас оказывается всего лишь двое, упорно не вступаем друг с другом в даже какое-то подобие общения. Но в то время, о котором я пишу, это правило еще не распространялось во всей полноте своей на случайных спутников по железнодорожным путешествиям. Следовательно, я вполне мог с этим своим спутником и заговорить, не опасаясь нарушить его священное право воздерживаться от бесед с незнакомцами. По правде говоря, меня даже обрадовала возможность немного поболтать, скрасив тем самым пару часов дорожной скуки. Но все же я привык сперва составлять хоть какое-то мнение насчет личности и рода занятий своего будущего собеседника.
Поэтому я сдвинул на глаза кепи – и под прикрытием козырька оценивающе поглядывал на того, кому, видимо, предстояло сегодня стать таким собеседником. Итак, кем бы он мог быть?
Я имею все основания гордиться тем, что способен практически с первого же взгляда на человека определить его профессию, а иногда и некоторые детали биографии. Впрочем, тут у меня есть некоторое преимущество перед большинством простых смертных: я ведь, будучи студентом Эдинбургского университета, постигал азы врачебной науки под руководством одного виднейшего специалиста (назовем его Профессором), который был не только медицинским светилом, но и мастером таких вот «разгадок». Отлично помню, в какое изумление он повергал этим и студенческую аудиторию во время лекций, и пациентов во время обходов, регулярно попадая, что называется, «в яблочко», часто – довольно близко от него и никогда – «в молоко». Причем все это проделывалось мимоходом, без отрыва от основного дела: «Итак, любезный, судя по вашим пальцам, я скажу, что вы зарабатываете на жизнь игрой на музыкальном инструменте. Впрочем, в больницу вас привело не это. Ну-ка, посмотрим, что тут есть по нашей части…». Пациент замирал от изумления – а потом признавался нам, что часть его приработка (довольно жалкого) действительно составляло исполнение гимна «Правь, Британия!» на неком подобии примитивной флейты, сделанной из носика медного кофейника с просверленными в нем отверстиями.