Может быть, он коммивояжер? Едва ли: где в таком случае его чемоданы с образцами рекламируемых товаров? Где хотя бы один чемодан? Вообще никакого багажа нет, только небольшое портмоне в жилетном кармане.
Все эти мысленные тезисы я сейчас привожу исключительно для того, чтобы продемонстрировать свой метод. Пока что мой анализ привел лишь к отрицательным результатам; но теперь настало время перейти от анализа к синтезу – и, используя проясненные мной разнородные подробности, вывести из них, подобно химической формуле, подлинный облик моего соседа по купе. Посмотрим, что выпадет в сухой остаток.
Странно… Количество возможных профессий, разумеется, сильно уменьшилось – но выбор между ними сделать по-прежнему трудно. Проще сказать, кем мой визави определенно НЕ является. Он, безусловно, не юрист и не священник: о последнем я вообще мог подумать лишь из уважения к покрою его мягкой фетровой шляпы и чопорно-строгого галстука в клерикальном стиле.
Понемногу я склонялся к выбору между ростовщиком и букмекером – солидным букмекером, принимающим ставки на скачках только у респектабельных клиентов. Но против первого убедительно свидетельствовали данные физиономистики (слишком активный характер для такой деятельности, требующей холодного расчета!), а против второго – полное отсутствие той крайне специфической атмосферы, которая сопровождает каждого, имеющего отношение к ставкам и скачкам, даже в минуты его отдыха. Этакой вот рисковости, азарта, тяге к хождению по грани закона и беззакония… Ну как хотите – не может это быть характерно для обладателя такой вот консервативно-добропорядочной шляпы и галстука, даже если в ростовщики он, этот обладатель, тоже не годится!
И что же у нас получается? Крайне противоречивый портрет. Но, будем считать, благопристойный. Правда, этот вывод базируется прежде всего на почтении к «священническому» галстуку. И шляпе тоже.
…Дорогой читатель! Надеюсь, ты не думаешь, что я и в самом деле рассуждал так методично и последовательно? Нет, разумеется: тогда перед моим взором пролетали лишь отрывочные образы. Лишь теперь, сидя перед листом бумаги, я могу осознанно свести их в общую картину.
Тем не менее к финальному выводу – тому, в котором фигурируют благопристойность и шляпа, – я пришел не более чем за шестьдесят секунд. После чего понял, что, основываясь только на наблюдении, дальше не продвинусь.
Раз я уж упомянул, в качестве примера, химическую формулу, то продолжу аналогию: настало время использовать лакмусовую бумажку. В ее роли выступила газета «Таймс», лежащая на сиденье рядом с моим соседом. Замечательный повод вступить в беседу!
Собственно, с того момента, как я затеял разговор, по-настоящему и начинается эта история…
– Вы позволите? – спросил я, указывая на газету.
– Конечно, сэр, будьте добры! – чрезвычайно вежливо ответил попутчик, передавая мне номер «Таймс».
Некоторое время я молча просматривал разные колонки, пока наконец мой взгляд не уткнулся в раздел, где публиковались последние объявления о скачках. Тогда я удивленно присвистнул:
– Ну и ну! Кто бы мог подумать: судя по результатам ставок, в графстве Кембридж еще не определились с тем, кого считать фаворитом. Ох, извините, – я изобразил смущение, – вы, наверно, вообще не интересуетесь этими новостями?
– Сплошное жульничество, сэр! – горячо воскликнул мой собеседник. – Обман и происки врага рода людского! Нам, бренным созданиям, и без того отпущено не так уж много лет на этой грешной земле; как же человеку хватает безрассудства растрачивать краткий срок своей жизни на такое богопротивное деяние, как азартные игры?! К тому же без сколько-нибудь серьезных шансов на успех, – добавил он тоном ниже, – смотрите сами, сэр: тут принимаются ставки на три десятка лошадей, о большинстве из них по-настоящему ничего толком не известно… В общем, дохлый номер!
Сказать, что я был смущен, означает ничего не сказать. Никогда прежде мне не приходилось слышать из одних уст такого сочетания: высоконравственные религиозные доводы – и безошибочная логика житейской рассудительности. Причем все это никоим образом не приблизило меня к разгадке!
Я отложил газету, предчувствуя, что разговор обещает оказаться гораздо более интересным, чем чтение.