Мой спутник, очевидно, был подвержен переменам настроения: только что я сравнил его с боевым конем, воспрявшим при звуках труб, – и вот теперь он уже снова в унынии. Признаюсь, я не собирался поддерживать в нем чувство раскаяния. Моя цель была совершенно иной: подтолкнуть его к дальнейшим рассказам.
– Да, судя по вашим словам, карманные кражи – наиболее рискованная разновидность вашего бывшего ремесла, – произнес я нарочито нейтральным тоном. – Наверно, даже кража со взломом менее опасна…
– Ах! – горячо воскликнул он, моментально выйдя из минорного состояния. – Вот уж где вы попали пальцем в небо, сэр! Да ведь кража со взломом – это высшая игра, вершина мастерства, наилучшее испытание для ловкости рук, силы интеллекта и твердости духа! Кража со взломом – благородный спорт, занятие для избранных. Карманная кража по сравнению с ней – все равно что рыбалка по сравнению с охотой на крупного зверя! Да, вот поистине точное сравнение. Представьте себе большой загородный дом, сэр, со всем и всеми, что его охраняет: прочные стены, огнестрельное оружие, многочисленные слуги, цепные псы… А против всей этой мощи – только вы, одинокий маленький человек, и всех-то у вас сообщников, что верная фомка, верный бурав да ваш собственный ум, унаследованный от славных предков и отточенный годами обучения. И когда вам удается одержать верх, то это – триумф высшего разума над грубой силой, наглядный пример того, что человеческая воля сильнее надежных засовов и прочных решеток!
– Гм… Вообще-то эти сравнения обычно приберегаются для других случаев, – осторожно заметил я.
– О да, сэр! Людям свойственно недооценивать деяния, требующие высшей отваги. Да что там далеко ходить: среди нашего брата тоже распространены веяния насчет «взаимно безопасных методов», а эти адепты новой школы, жалкие непротивленцы, на такой «безопасности» прямо-таки помешаны. Ну нет, я не сторонник таких крайностей! В комплекс моего обучения, да будет вам известно, входил курс, который называется «работа с гарротой». Знаете, что это такое?
– Если не ошибаюсь, испанское орудие казни.
– С них, испанских иностранцев, станется. Но у нас так именуют особый метод ограбления, когда объект сперва придушивают – легонько, до потери сознания, не до смерти, конечно, что мы, преступники какие! – а только потом грабят. Впрочем, сам я участвовал в таком «гарротировании» лишь один раз. Но совсем не потому, что я трусливый сторонник этой вот новомодной «взаимной безопасности», просто такие методы не по мне, сэр. Я человек твердых принципов: все-таки надо давить противника интеллектом, а открытое насилие – последнее дело. Вообще же я перепробовал практически все методы работы. Однажды мне даже довелось быть прикованной к постели вдовой с тремя малолетними детьми! Тоже, скажу я вам, экзотический способ – но хоть придушивать никого не надо.
– Кем-кем вам довелось быть?!
– Прикованной к постели вдовой. С тремя детьми. Малолетними. Ну, знаете – сперва рассылаются объявления, потом организуется благотворительная подписка… Ах да, вы, пожалуй, действительно можете этого не знать… Но, как я вижу, вы всерьез интересуетесь наиболее яркими эпизодами, связанными с нашей профессией. Похвально, сэр, весьма похвально! Хотите, я расскажу вам еще один случай – самый для меня опасный? В тот раз я был как никогда близок к тому, чтобы попасть на каторгу!
– Конечно, хочу!
– Тогда слушайте. Как-то раз мы с приятелем решили на время оставить город и потрудиться в сельском захолустье… не важно, где именно. Наша штаб-квартира была расположена в небольшом провинциальном городе (каком именно – я, уж не обижайтесь, вам тоже не скажу), но работали мы, понятно, не там, а на выездах, в ближней и дальней округе. Работали много, успешно, не покладая рук. Вскоре о нашей деятельности прошел слух – и тамошние домовладельцы сделались, на мой взгляд, даже чуть слишком бдительными да еще постоянно оповещали друг друга о каждом «подозрительном типе», замеченном в окрестностях. Пора было менять планы и место резиденции. Но мой напарник, Малыш Джим, отличался замечательной отвагой – и он решил, что недостойно нашей чести сейчас отступать. Бедняга Джим, он уже давно оставил эту юдоль скорби… Малышом его прозвали не зря: в охвате груди он был всего тридцать четыре дюйма, а если мерить по бицепсу, то вообще порядка двенадцати. Но нет такой мерки, которой можно было бы измерить его сердце, самое великое, самое мужественное во всей Англии!