Ушканьи острова необитаемы. Точнее говоря, на них нет постоянного населения. У западной оконечности Большого острова живут наблюдатели метеорологической станции и маяка. В то время на западной стороне острова, у Тонкого мыса, жил маячник Ничков. Это был мрачный человек, приобревший дурную славу отчаянного браконьера. Стрелял он метко, хотя и лишился одного глаза. Ничков бил нерп, которые часто выходят из воды полежать на камнях, образующих оконечность Тонкого мыса. Бить нерп запрещено на Ушканьих островах. Но Ничков, вопреки закону, хищнически добывал нерпу и отправлял бочки с посоленным мясом и жиром в разные места для продажи.
Занимаясь преступным делом, Ничков избегал встреч с людьми. Но четверо из команды нашего катера сами отправились к нему, чтобы купить нерпятины.
Капитан Иванов, выйдя на берег, остался возле губы. Он не спускал глаз с катера, где оставался только один вахтенный матрос.
Раньше здесь, на берегу губы Пещерки находилась старая метеорологическая станция. В этих местах прошло детство Иванова. Его отец служил наблюдателем на станции и одновременно был служителем маяка. Маяк в то время находился на вершине острова. В течение всей навигации смотритель был обязан ежедневно два раза взбираться на вершину: вечером – чтобы зажечь маячную лампу, а утром – чтобы ее потушить.
Теперь площадка бывшей метеорологической станции: представляла собой небольшую чистую полянку, заросшую густой травой. Ничто не напоминало о метеорологических будках и флюгере. Внизу у берега лежала небольшая куча обломков красного кирпича. Это все, что осталось от дома Ивановых…
Мы с Толмачевым и Цуриковым решили отправиться по тропинке вдоль северного берега острова, намереваясь с этой стороны обойти его кругом.
Но прежде мы осмотрели пещерку, от которой про изошло название губы. Пещерка невелика; она выбита волнами в подножии утеса из белого кристаллического известняка. Утес углом выступает из берегового обрыва. Волны пробили его насквозь. Поэтому пещерка получилась сквозная. Это скорее дыра в утесе. По берегам Байкала в утесах довольно много таких дырок.
Стены пещерки гладки; они как бы вылизаны волнами. Пол устлан галькой. Он находится на верхней границе галечной карги, куда сильные волны не доходят. Поэтому пещерка теперь не размывается водой. Значит, она была выдолблена при более низком положении берега, а впоследствии, когда остров поднялся над поверхностью Байкала, вышла из сферы действия прибоя.
Над утесом с пещеркой хорошо заметна ровная горизонтальная площадка, покрытая толстым слоем дерна. Немного дальше от края на ней растут деревья. Под дерном на скальной поверхности лежит много окатанных галек. Некоторые из них выглядывают наружу. Гальки образовались на берегу Байкала, где били волны. Затем площадка, образованная прибоем, поднялась вместе со всем берегом. Ее высота над уровнем Байкала – 8 метров. Так возникла первая, считая снизу, древняя терраса Ушканьего острова.
Пока мы осматривали пещерку, погода совсем прояснилась; ветер разнес туман, а после этого затих. Мокрая трава заблестела под солнечными лучами. Яркий свет пронизывал редкий прибрежный лес, где среди серых стволов лиственниц золотились высокие сосны. Прозрачный влажный воздух хорошо проводит звук, и мы издали слышали, как наш капитан распевал какую-то песню.
От пещерки мы поднялись на бывшую наблюдательную площадку метеорологической станции, гладкую, ровную, как стол. Здесь поверхность была сложена тоже байкальским галечником.
После того как волны выбили террасу, где находится площадка бывшей метеорологической станции, берег поднялся. Это привело к образованию второй (считая снизу) древней террасы острова.
С тропы, которая заворачивала к западу, виднелась в густом лесу еще более высокая терраса. Я решил осмотреть и ее. Хотелось взглянуть и на соседний горный склон.
Оставив спутников, которые отправились в обход острова, я повернул в лесную чащу. Лес состоял из огромных лиственниц, которые изумляли меня необыкновенно толстыми, как бы раздувшимися комлями. Эта особенность очень характерна для лиственниц Ушканьего острова. Между деревьями густо росли кусты рододендрона или, по-местному, байкальскому, «багула». Они были влажны, и мои брезентовые брюки сразу же промокли.
Но меня увлекали в глубь острова древние террасы, и я не обращал внимания на мокрую одежду.