Выбрать главу

— Мне нужно немного подумать, прежде чем я все вам расскажу, — наконец нашелся я.

На какой-то миг у меня создалось впечатление, что сейчас следователь разразится еще одной вспышкой гнева. Но потом внутреннее напряжение у него спало; он, похоже, очень устал.

— Даю вам срок до завтрашнего утра, — произнес он и жестом приказал стоявшему в дверях конвоиру увести меня. Я последовал за солдатом обратно в камеру.

Ни слова не говоря, я прошел к своей койке и лег, чувствуя крайнюю усталость. Пабло смотрел в окно через решетку.

— Вы говорили с падре Себастьяном? — поинтересовался он.

— Нет, это был другой священник. Он хотел узнать, откуда у меня списки.

— И что он говорил?

— Ничего. Я сказал, что мне нужно время подумать, и он дал мне срок до завтра.

— Этот человек что-нибудь говорил про Манускрипт?

Я взглянул Пабло в глаза, и на этот раз он не опустил голову.

— Священник говорил, что Манускрипт подрывает освященные традицией истины, — сказал я. — А потом вышел из себя и стал угрожать.

Пабло, похоже, искренне удивился:

— Это был шатен в круглых очках?

— Да.

— Его зовут падре Костус. Что он еще говорил?

— Я не согласился с тем, что Манускрипт подрывает традиции, — ответил я. — Тогда он начал угрожать мне тюрьмой. Как вы считаете, он это серьезно?

— Не знаю, — проговорил Пабло. Он подошел и сел на свою койку напротив меня. Было видно, что у него есть еще какие-то соображения, но я так устал и был настолько напуган, что закрыл глаза. Проснулся я от того, что Пабло тряс меня.

— Время обедать, — сообщил юноша.

Мы поднялись за охранником наверх, где нам подали по тарелке жесткой говядины с картошкой. Двое мужчин, которых мы видели в прошлый раз, вошли после нас. Марджори с ними не было.

— А где Марджори? — обратился я к ним, стараясь говорить шепотом. Они пришли в ужас от того, что я заговорил с ними, а солдаты пристально посмотрели на меня.

— Думаю, они не говорят по-английски, — сказал Пабло.

— Но где же она? — грустно произнес я.

Пабло что-то сказал в ответ, но я опять не слушал его. Мне вдруг представилось, что я куда-то убегаю, мчусь по какой-то улочке, а затем ныряю в дверь, ведущую к свободе.

— О чем вы думаете? — спросил Пабло.

— Мне почудилось, что я вырвался на свободу, — ответил я. — А о чем вы говорили?

— Постойте, — сказал Пабло. — Не упустите свою мысль. Может быть, это важно. Каким образом вы вырвались на свободу?

— Я бежал по какому-то переулку или улочке, а потом шмыгнул в какую-то дверь. Было такое впечатление, что побег удался.

— И что вы думаете об этом видении?

— Не знаю, — признался я. — Похоже, здесь нет логической связи с тем, что мы обсуждали.

— А вы помните, о чем мы говорили?

— Да. Я спрашивал о Марджори.

— А вам не кажется, что Марджори и ваше освобождение как-то связаны между собой?

— Никакой явной связи я не усматриваю.

— А как насчет неявной?

— Не вижу, какая здесь может быть связь. Какое отношение к Марджори могут иметь мои фантазии об освобождении? Вы считаете, она уже на свободе?

Вид у него был задумчивый:

— Вам подумалось, что на свободе оказались вы.

— Ну да, верно. Может быть, я вырвусь на свободу без нее. — Тут я взглянул на Пабло. — А может, вырвусь на свободу с ней.

— Я остановился бы именно на таком предположении, — сказал он.

— Но где же она тогда?

— Не знаю.

Обед мы заканчивали молча. Я был голоден, но пища казалась слишком тяжелой. Почему- то я чувствовал себя усталым и вялым. Чувство голода быстро прошло.

Я обратил внимание, что Пабло тоже не ест.

— Думаю, нам нужно вернуться в камеру, — сказал он.

Я кивнул, и он жестом попросил охранника отвести нас обратно. Придя в камеру, я растянулся на койке, а Пабло сел и стал смотреть на меня.

— У вас, похоже, снизился уровень энергии, — проговорил он.

— Да, — подтвердил я. — Не могу понять, что случилось.

— Вы не пробовали вбирать в себя энергию? — спросил юноша.

— Думаю, что нет. А от этой пищи никакого толку.

— Но если вбирать в себя все, не нужно много пищи. — И Пабло обвел рукой перед собой, чтобы подчеркнуть это «все».

— Это я знаю. Однако в подобном положении для меня непросто изливать потоком любовь.

Мой собеседник в недоумении посмотрел на меня:

— Но если так не делать, вы причините себе вред.

— Что значит — причиню себе вред?

— Ваше тело колеблется на определенном уровне. И если вы допускаете значительное снижение своей энергии, то от этого страдает и тело. В этом и заключается связь между подавленным состоянием и болезнью. Любовь — способ поддержания энергии. Благодаря ей мы сохраняем здоровье. Вот насколько это важно.

— Дайте мне несколько минут, — попросил я.

Я принялся выполнять то, чему меня учил падре Санчес. И тут же почувствовал себя лучше. Все вокруг выступило более отчетливо. Я закрыл глаза и сосредоточился на этом ощущении.

— Вот, хорошо, — донеслось до меня.

Я открыл глаза и увидел, что Пабло расплылся в улыбке. Облик у него был еще совсем мальчишеский, но глаза казались теперь исполненными зрелой мудрости.

— Я вижу, как вы наполняетесь энергией, — сообщил паренек.

Вокруг тела Пабло было различимо чуть заметное поле зеленого цвета. Свежие цветы, поставленные им в вазу на столе, казалось, тоже излучали мерцание.

— Для того чтобы уяснить для себя Седьмое откровение и действительно встать на путь эволюции, — произнес он, — нужно действовать в соответствии со всеми откровениями, превратив их в образ жизни.

Я ничего не ответил, а юный индеец спросил:

— Можете ли вы сказать, как откровения изменили ваше мировоззрение?

Я задумался:

— Полагаю, что я проснулся и увидел: мир — это тайна, где будет послано все, в чем нуждаешься, если суметь раскрыться и встать на путь истины.

— И что потом? — продолжал расспрашивать он.

— Потом мы готовы включиться в поток эволюции.

— И как же мы можем сделать это?

Я снова задумался:

— Тем, что четко представляем себе вопросы, стоящие перед нами в жизни. А затем стараемся не упустить указания, которые посылаются во сне либо приходят к нам в виде интуитивного озарения, а бывает, что мы начинаем просто видеть окружающее в совершенно новом свете, все просто бросается нам в глаза.

Я опять помолчал, пытаясь мысленно охватить все откровения, а потом добавил:

— Мы заряжаемся энергией и целиком сосредоточиваемся на том, что происходит с нами сейчас и какие вопросы стоят перед нами. Затем интуитивно постигаем некое наставление, открывающее нам, куда идти и что делать, и вот тогда-то и происходит стечение обстоятельств, которое позволяет нам реально осуществить наши помыслы.

— Да! Да! — воскликнул Пабло. — Именно так: стечения обстоятельств приводят нас к чему-то новому, мы растем, наша жизнь становится более наполненной, и в конце концов мы переходим к существованию на более высоком уровне колебаний.

Пабло склонился ко мне, и я заметил вокруг него невероятных размеров энергетическое поле. Он просто лучился и больше не казался юношески застенчивым, от него исходила какая-то мощь.

— Пабло, что с вами произошло? — поразился я. — При нашей первой встрече вы не казались таким уверенным, знающим и совершенным.

Он рассмеялся:

— Когда вы появились, я рассеял свою энергию. Поначалу я полагал, что вы поможете мне с потоком энергии, но потом понял, что вы еще не научились этому. Это знание постигается из Восьмого откровения.

Я был озадачен:

— И чего же я не сделал?

— Вы должны запомнить, что все ответы, которые являются нам каким-то непостижимым образом, на самом деле приходят от других людей. Поразмыслите над всем, что вы узнали с тех пор, как попали в Перу. Разве все ответы вы получили не через поступки других людей, с которыми непонятно почему встретились?