Таким образом, любое историческое исследование, любая историческая работа — это практически всегда выборка, при которой многие факты остаются «за бортом». Увы, это неустранимо, и мы специально хотим обратить внимание читателя на это обстоятельство. И, конечно, было бы несправедливым считать, что оно обусловлено только политической ангажированностью исследователей. Историк, как и любой исследователь, может просто быть уверенным в том, что какие-то исследовательские методы непродуктивны, и отвергать получаемые ими результаты, а вместе с ними и ту группу фактов, которая этими методами выявляется.
Скажем, некоторые лингвисты считают, что материальная культура какого-либо социума, выявляемая археологически, никак не связана с его этнической принадлежностью, то есть не является этническим маркером. И для них археологические поиски предков тех же славян и исходной территории их формирования — занятие совершенно бесплодное, а факты, добытые таким путем, ни о чем не говорят. Но есть и археологи, и историки, которые уверены, что язык в определенных исторических условиях может быть навязан совершенно «постороннему» этносу, и в довольно короткие сроки, а потому он зачастую никак не связан с его этническим самосознанием и многовековой этнической культурой. Поэтому сводить историю какого-либо народа к истории его языка — вещь совершенно бессмысленная.
Подобные же разногласия существуют и среди тех историков, которые изучают письменные источники. И здесь формирование выборки предпочтительных документов неизбежно. Скажем, большинство современных исследователей уверено, что всевозможные генеалогические легенды о происхождении какого-то народа от первопредка, носящего имя этого народа (Эллин, Скиф, Славен, Чех, Лех, Рус и т. д.) — типичные примеры сугубо мифологического мышления. А, как мы не раз говорили выше, такими легендами буквально переполнены средневековые «Истории» самых разных авторов! И, естественно, факты подобного рода всегда останутся «за бортом» у исследователей такой ориентации. Зато, если считать генеалогические легенды действительно историческими фактами, то история любого народа поразительным образом либо упрощается, либо расплывется как во времени, так и в пространстве. Это мы пытались показать, рассказав вкратце об Иоакимовой летописи и о «панславянской» истории Мауро Орбини. Истории разных народов вдруг оказываются историей одного народа, она может охватить огромную территорию и опуститься на тысячелетия в глубь времен и т. п.
Нечто подобное происходит в таком случае и с историческими личностями. Они становятся иногда невероятно долгоживущими, или «стяжными» — когда к одному историческому персонажу «стягиваются» события, на самом деле происходившие с несколькими. Подобные примеры, приведенные нами выше, читатель, наверное, помнит. Так что иногда выборочное использование историком только определенных документов может быть обусловлено вполне рациональной тягой к устранению такой расплывчатости, к стремлению конкретизировать «действующих лиц и исполнителей» важных исторических событий.
Однако из всего сказанного следует иногда и такое: когда кто-то вдруг «подбирает» эти, отброшенные другими исследователями, факты и логически увязывает их, у него получается совершенно, казалось бы, непривычная историческая картина, которую или по причине слабой осведомленности, или в рекламных целях авторы тут же спешат назвать «новым взглядом на историю». Так возникает тема «переписывания истории».
«Надо знать историю своей страны!» — еще одна расхожая фраза. Хорошо бы, конечно, знать, да только вот беда: знать историю невозможно, как невозможно знать математику, молекулярную биологию или геофизику. Процесс накопления исторических знаний, их осмысления, совершенствования методов исторического исследования непрерывный и динамичный. Еще в XIX веке казалось, что можно написать всеобъемлющий труд по истории России, и Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, Д. И. Иловайский и другие пытались создать такой труд. В XX веке стало вполне ясно, что написать «Историю России» невозможно — прежде всего, в силу огромного количества новых выявленных исторических данных, существенно, а иногда и кардинально меняющих привычную картину. С позиций сегодняшнего дня и «История Государства Российского» Карамзина, и «История России с древнейших времен» Соловьева во многом безнадежно устарели.
Поэтому обычно призыв «знать историю» означает — знать основные положения господствующего исторического мифа и уметь ориентироваться в пространстве этого мифа.