Гораздо существенней было воздействие со стороны западных балтов. С середины VI века до н. э. носители поморской культуры вдруг начали двигаться на запад, на ареал лужицкой культуры. Они расселились по всему бассейну Вислы и даже дошли до Одера. Но при этом носители лужицкой культуры не были вытеснены со своих мест! По-видимому, это был не военный захват чужой территории, а просто «ползучая миграция», ведущая к смешению пришлого и аборигенного населения. И это хорошо прослеживается именно на археологическом уровне, то есть на остатках материальной культуры, особенно в погребальном обряде, который, как мы говорили выше, является устойчивым этническим маркером. Так вот, на той части ареала лужицкой культуры, куда пришли носители поморской культуры, постепенно складывался в результате симбиоза новый погребальный обряд — погребения остатков трупосожжений в грунтовых ямах под большими перевернутыми вверх дном глиняными сосудами. Такие сосуды по-польски называются клошами (а все это — на территории современной Польши). Отсюда — и название этой новой культуры, потомка лужицкой и поморской культур — культура подклошевых погребений. Это не значит, что все погребения внутри этой культуры совершались только таким образом: абсолютного однообразия в ритуалах никогда и нигде не было, особенно в культурах многокомпонентных, распространенных на больших территориях. Но это был ведущий погребальный обряд, давший название всей культуре. Если же говорить о других ее составляющих, то ее керамика, как один из главных археологических маркеров, унаследовала в основном лужицкие традиции, и лишь частично — поморские.
Так вот, самое важное. По мнению В. В. Седова и целого ряда других специалистов, именно культура подклошевых погребений и является собственно раннеславянской культурой [Седов, 1994, с. 127–130, 136–146]. Главный довод в пользу такого заключения: ретроспективный анализ всех основных компонентов заведомо славянских культур позднего средневековья показывает, что они эволюционно развивались именно из культуры подклошевых погребений. Эта последняя существовала как отдельное образование примерно с начала IV по начало I века до н. э. Она складывалась в бассейнах средней и верхней Варты и Вислы, а затем распространилась на запад до Одера и на восток до Припятского Полесья и Волыни.
Но вот что интересно. Западная часть ареала лужицкой культуры не была задета влиянием поморской культуры и просуществовала без заметных изменений до последних веков нашей эры. И если судить именно по археологическим признакам, то это были все те же древнеевропейцы — прямые потомки культуры полей погребальных урн. Но к какому этносу они принадлежали? Если судить по античным авторам, начиная с Плиния Старшего (I век н. э.) и Тацита (I–II века н. э.), то в те времена эту территорию населяли венеды, о чем мы упоминали ранее. А теперь вспомним, что мы говорили о следах расселения иллирийского этноса от берегов Адриатики через среднее Подунавье до северного Закарпатья. Так, может быть, это — иллирийцы, знакомые нам как венеды? В. В. Седов считает, что это вполне возможно, хотя и не утверждает это категорически [Седов, 1994, с. 147–148]. Но этим теснейшим контактом на территории лужицкой культуры с культурой подклошевых погребений — она ведь всего лишь вариант той же лужицкой культуры! — можно объяснить, почему германские авторы средневековья называли славян венедами: для них, «глядящих со стороны», это был один и тот же народ. Понять бы только, на каком языке он говорил!
А вообще, если исходить из Тацита [Тацит, 1969], не знавшего понятия славяне, зато утверждавшего, что венеды находятся между германцами на западе и сарматами на востоке, венеды все-таки славяне, и вряд ли на том этапе истории, о котором мы сейчас говорим, они разделимы по языку с иллирийцами — если, конечно, считать, что последние — тоже носители позднелужицкой культуры. Сам Тацит не знал, кто они, в чем честно признавался: то ли германцы, то ли сарматы — других вариантов он просто не представлял. А вот характеристику он им дал интересную. Он считал, что они все-таки ближе к германцам, так как жили в домах, а передвигались и сражались пешими, а сарматы всю жизнь проводили на коне и в кибитке. Но главное их занятие, по его сведениям — грабеж тех, кто живет в горах и лесах! Прямо скажем, лестная характеристика! Особенно если учесть, что примерно в этом же духе средневековые авторы, главным образом — восточные, характеризуют народ русое — росов, которых мы, естественно, ассоциируем тоже с восточными славянами, то есть с самими собой. Но к этому мы еще вернемся в следующей главе нашей книги.