Выбрать главу

А теперь еще об одном весьма важном последствии гуннского нашествия. После того как оно переросло в Великое переселение народов, археологически отмечается интересная вещь: мало того, что погибли все ремесленные центры Черняховской и пшеворской культур, погибли их крупные поселения. При этом еще и исчез весь военно-дружинный компонент в обеих культурах — возможно, он же этнически — германский [Седов, 1994, с. 197]! Так кто же остался на всей территории и Черняховской, и пшеворской культур? А похоже, только исконные земледельцы, пахари и скотоводы, крестьяне, одним словом! И если говорить об их этнической принадлежности, то это — славяне, может быть, частично «ославяненные» балты и сарматы, давно ушедшие из степи и потерявшие кочевнический дух. И хотя мы говорим сейчас об очень страшных, кровавых временах, о массовой гибели людей разных языков, о гибели огромной державы — Западной Римской империи — о крушении установившегося в Европе за предыдущие столетия порядка, мы одновременно говорим и о начале царствования славянского языка в Центральной и Восточной Европе!

Представляется, что тут мы сталкиваемся с главной славянской загадкой. Судите сами. До рубежа эр античные источники — и греческие, и раннеримские — никаких славян вообще не знали. Это нас не очень удивляет, поскольку понятно, что круг интересов и тех, и других в основном замыкался на своих ближайших соседях — народах Средиземноморья и Причерноморья, то есть на тех, с кем они сталкивались «в жизни». И если у того же Геродота (V век до н. э.) в его истории есть большой раздел, посвященный скифам и их соседям, то это отнюдь не случайно: со скифами постоянно контактировали несколько столетий подряд обитатели греческих причерноморских колоний — Херсонеса, Пантикапея, Фанагории и пр. Понятно также, что круг народов, с которыми сталкивалась Римская империя на рубеже эр — еще шире, поэтому возрос и массив сведений о них у авторов римских «Историй». Здесь все закономерно, о чем мы говорили еще в начале этой главы. И тогда же мы говорили о том, что отсутствие упоминания о каком-то народе в документах некоей эпохи вовсе не означает, что этого народа не было: просто он мог обитать за границами «сферы геополитических интересов» государства, в котором писались «Истории» того времени.

Далее. У римских авторов I–II веков н. э. впервые появились некие венеды, которые затем несколько веков не сходили со страниц «Историй», и со времен средневековья устойчиво ассоциировались со славянами. Тут тоже все более или менее понятно: венеды «привязаны» территориально к землям, на которых потом жили славяне под своим собственным именем до нашего времени и никто другой. Так что венедов кроме как славянами трудно кем-либо еще считать, ну разве что еще — ветвью иллириков, чей язык, возможно, был близок праславянскому. Как все это выглядит археологически — мы рассказали выше. Как мог убедиться читатель из этого рассказа, территория, которую в начале железного века — то есть от первых веков до н. э. до первых веков н. э. — можно считать раннеславянской, не слишком велика и периферийна относительно рубежей Римской империи. К тому же она не слишком устойчива. На нее все время кто-то покушался: то кельты, то германцы, то западные балты, то скифы, то сарматы, то фракийцы (геты, даки). «Куда же славянам податься»?

Тем не менее, из этой же археологии видно, что им «было, куда податься». На будущую территорию Черняховской культуры. Тут они неплохо прижились, но, опять-таки, не одни. Им опять докучали, и со всех сторон, и все те же, вышеперечисленные. Но это еще, куда ни шло. Как мы убедились, люди времен пшеворской и Черняховской культур, несмотря на этнические различия, неплохо уживались друг с другом даже в одних и тех же поселениях. Большие совокупности этих поселений начали собираться в целостные системы — антскую и готскую — не всгда мирно сосуществовавшие.

Но туг наступили совсем уж страшные времена — гуннское нашествие, Великое переселение народов. Процветавшие Черняховская и пшеворская культуры погибли, население было вырезано, угнано в плен, разбежалось. Изгнанный с насиженных мест германский (и иже с ним) военно-дружинный слой, разгромленный в боях, катился на запад, увлекаемый — а точнее, подгоняемый — степняками. И, естественно, именно все эти народы в первую очередь попадали на страницы позднеримских «Историй», поскольку эпоха Великого переселения народов — это и позднеримская история, как таковая.