Вспомним ранние этапы индоевропейского расселения. И индийцы, и те, кто расселился по южной, западной и центральной Европе, уже застали там коренное земледельческое население и постепенно освоили земледелие сами. Но завоевательский импульс при этом не потеряли: в результате вся Западная (в широком смысле) Европа была занята индоевропейцами, где они стали главенствующими народами. Дольше всех этот импульс сохранился, пожалуй, у германцев. Готы в Италии и Испании, лангобарды в Италии и Франции, франки во Франции, англы и саксы на Британских островах, империя Карла Великого, Священная Римская империя германской нации, походы викингов и их захваты территорий — все это хорошо известно.
А кто знает захватнические походы славян? Таких вроде бы вообще не было. Были походы русое, были набеги ранних русских князей на Византию, на Волжскую Булгарию, на западные прикаспийские районы — обо всем этом поговорим в следующей главе. Но не было славянских военных захватов территорий!. Конечно, славяне ходили в походы — в составе дружин русских князей — и воевали, как и все остальные. Но во всем огромном славянском регионе, сложившимся в средние века, славяне главным образом — мигранты, или пришедшие вместе с завоевателями — это в основном ославяненные сарматы и аланы, двигавшиеся на запад — или пришедшие в результате «ползучей миграции» — это те, кто осваивал Восточную Европу. Но главное: куда бы ни пришел славянин, он везде крестьянин, земледелец!. Везде — он созидатель, а не завоеватель и разрушитель! И на востоке, в лесах, где он учит земледелию восточных балтов и финнов, и на западе, где он оседает в среде таких же земледельцев, как на Дунае или на Балканах. И везде он живет, как и жил у себя, на своей древней прародине: все с тем же домостроительством, с той же керамикой — почему мы его и узнаем среди других. И еще — с тем же языком, который он ухитряется навязать другим!
Так откуда у него эта неистребимая тяга к земле, к земледелию, к крестьянскому тяжкому труду, упорному и незаметному, но столь необходимому для выживания? Откуда у него этот, ни на кого больше не похожий, мифический образ пахаря-богатыря — Микула Селянинович? Он сильнее воинов-богатырей, он независим от князей, он не живет «при дворе» Владимира — Красного Солнышка (то есть не вписывается во «Владимирский былинный цикл»), он сравним по эпической мощи и древности только со Святогором-богатырем, он — сам по себе! На наш взгляд, это — загадка. На разгадку ее мы видим только намек, не имеющий твердой почвы в исторической науке, в том числе и в археологии.
Нам представляется, что славяне в основе своей вообще не индоевропейцы — степные скотоводы. Напомним читателю, что выше мы упоминали о древнейшей, еще неолитической северо-балканской цивилизации, в эпоху раннего энеолита давшей несколько культур, двинувшихся по причерноморской полосе на восток. Самая восточная из них — трипольская культура, осевшая на Днестре, Южном Буге и Нижнем Днепре. Это — древнейшая земледельческая культура на территории Руси, очень мощная и богатая. В начале эпохи бронзы она странным образом исчезла, не оставив культурных потомков. Теперь, когда на многих ее памятниках проведены широкие палинологические исследования, стало ясно, что она не погибла в результате чьих-то враждебных действий. Она подорвала сама себя на экологическом уровне. Дело в том, что в те времена Нижний Днепр не был зоной степей. Это была лесостепь с очень мощными древесными массивами, в основном широколиственными. Так вот, за почти тысячу лет своего существования «трипольцы» этот регион превратили в степь!
Это был необратимый процесс. Вести хозяйство стало невозможно, и население постепенно оттуда ушло, уступив место подвижным скотоводам. Куда? Этот вопрос остался до сих пор без ответа: если культура гибнет именно как культура, в том числе и материальная, способная отложиться археологически, у нас нет возможности понять, куда делось население.
А заговорили мы здесь об этом вот почему. Мы не видим никого, кроме бывших «трипольцев», кто мог бы в районе становления праславянского этноса укоренить в его хозяйстве земледелие как непременную его основу. Нетрудно себе представить, что какая-то часть трипольского населения двинулась на север, точнее — на северо-запад, вслед за отступающей зоной лесостепи, то есть привычного для него ландшафта: от Нижнего Приднепровья к верховьям Днестра, Южного Буга, к Северному Прикарпатью, где, возможно, и осела. Мы не беремся судить, почему эти люди утеряли главные маркеры своей культуры — великолепную расписную керамику разнообразнейших форм. Возможно, в новых условиях она была невоспроизводима технологически, да и потеряла тот сакральный, культовый характер, который имела тогда, когда трипольская культура носила целостный характер. Но тысячелетнее земледелие не исчезло — почву для него они нашли. Так вот, представляется, что именно эта, переселившаяся в новое место человеческая общность, на которую вскоре надвинулась с запада культура полей погребальных урн, и дала в результате лужицкую культуру, из которой выросли праславяне. Именно поэтому они — коренные, потомственные земледельцы, люди с психологией земледельца, а не кочевника-скотовода. Впрочем, это не более чем наши собственные соображения. Истинная разгадка этой загадки — впереди.